02.12.12.

Статья опубликована в печати

Соколов Р.В.
К вопросу о судьбе “коммунарской методики” (социологические заметки”)
// Теория, история, методика детского движения: информационный бюллетень,
Вып. 5. – М,1999, с. 56-61.

--------------------------------------------------------

Р.В. Соколов, Москва

 

 

К  ВОПРОСУ О «КОММУНАРСКОЙ МЕТОДИКЕ»

(социологические заметки к предстоящей конференции)

 

Прежде всего надо уточнить, о каком предмете идёт речь.

В обиходе практической социальной педагогики нередко используются такие слова и их сочетания: «коммунарская методика», «методика И.П.Иванова», «методика коллективной организаторской деятельности И.П.Иванова», «коммунарская методика И.П.Иванова», просто  «коммунарская методика» (без упоминания имени академика И.П. Иванова), «педагогика социального творчества», «педагогика жизни»,  «методика коммунарского коллектива», «методика коммунарского движения», «коммунарство».

Все они имеют некий «общий знаменатель», но  «числитель» разный.

Под «знаменателем» мы имеем в виду некие феномены действительности, которые были «на самом деле» и  которые каким-то образом продолжаются из прошлого, через настоящее в будущее.

А под «числителем» мы имеем в виду то, как эти феномены реальной действительности понимались (разными людьми, употреблявшими перечисленные выше слова) раньше и теперь.

При этом следует заметить, что и то, что в «знаменателе» и то, что в «числителе» было всегда очень разным и всегда развивалось во времени.

Все эти феномены в основном относятся к известному периоду «оттепели» 60-х гг., но имеют свою дальнюю и ближнюю предысторию, ближнее и дальнее «последействие» (термин И.П.Иванова).

К дальней предыстории можно отнести то, что в дореволюционной России назвалось «общинножитием» и «детским сообществом» (С.Т.Шацкий), а в более поздний период опыт А.С. Макаренко.

К ближней предыстории можно и нужно отнести опыт И.П. Иванова и его коллег (ленинградских учителей и вожатых), объединившихся в 1956 г. в «Союз энтузиастов» (СЭН) и создавших в 1959 г. сводную пионерскую дружину Фрунзенского района Ленинграда, вошедшую в историю детского движения под названием «Коммуна юных фрунзенцев» (КЮФ).

К собственной истории, рассматриваемого феномена, следует отнести деятельность КЮФа в 60-е годы, деятельность многочисленных клубов юных коммунаров (КЮК), возникших по примеру КЮФ в разных городах страны и получивших название «коммунарское движение», деятельность созданной в 1963 г. И.П. Ивановым при ЛГПИ им. А.И.Герцена студенческой Коммуны им. А.С. Макаренко и то, что из этой деятельности «проявилось» в качестве текстов, названных в совокупности «коммунарской методикой».

К ближнему последействию следует отнести последовавшие за «коммунарским движением» «движение педагогических отрядов» 70-х гг. и «движение семейно-педагогических клубов 80-х гг.

К дальнему последействию можно отнести некоторые проявления в «эвриканском движении» конца 80-х гг. (движение организаторов клубов творческой педагогики «Эврика» и Творческого союза учителей (ТСУ) и некоторые явления 90-х гг., в том числе и (и прежде всего) тех, кто говорит о применении наследия И.П. Иванова, об использовании коммунарской методики.

Таким образом, говорить о «феноменологии» того, что имеет отношение (и почти всегда очень важное отношение) к перечисленным в начале  статьи словам и словосочетаниям – дело очень не простое.

Уже написаны тысячи публицистических статей, имеются сотни научных публикаций, защищено несколько диссертаций.

И будет написано ещё очень много. Автор этих строк тоже говорит об этом и пишет уже тридцать пять лет, а всё кажется, что выразить «как следует» (как «обязывает» само явление его социальной значимостью) не удаётся.

И вот ещё одна попытка.

По моим наблюдениям, разные «числители» (те, кто толкуют о рассматриваемых нами феномене), говоря о «коммунарском» (это я для краткости, чтобы не перечислять), исходят из разных «субъективных установок», которые сложились при знакомстве и «постижении» ими «коммунарского» (и я в данном случае не исключение).

Одни побывали детьми на «коммунарском сборе», в «коммунарском лагере» или участвовали в работе «коммунарского клуба».

Другие побывали там же, но уже будучи взрослыми                                                                                           людьми увидели во всём этом не только педагогическую технологию (методическую систему), но и средство для изменения окружающей жизни (я себя отношу к  их числу).

Третьи в поисках «эффективных педагогических технологий (обычно уже будучи студентами педагогического училища или института, учителями) «наталкивались» на «коммунарское», услышав о нём от кого-то или прочитав где-то, пытались (а иногда и поныне пытаются) использовать в своей педагогической деятельности.

В прежние годы  было сравнительно легко побывать в коммунарком коллективе, на коммунарском сборе и подкрепить, скорректировать свои ожидания с увиденным в жизни. Теперь, увы, многие знают и толкуют о «коммунарском» как о некоей «виртуальной реальности». Ибо побывать в «настоящем коммунарском коллективе, в «настоящем коммунарском лагере», на «настоящем коммунарском сборе» очень трудно. Есть, конечно, коллективы, которые называют себя коммунарскими, но, как говорится, «Федот, да не тот».

Раньше (в середине 60-х и где-то до середины 70-х) мне (как руководителю подростковых клубов и педагогических отрядов) было «проще простого» поехать на «настоящий коммунарский сбор» (или в лагерь) с новичками и можно было быть уверенным, что они там «загорятся», что, вернувшись, захотят «жить такой же жизнью» (создавать такой же клуб, проводить такие же сборы, лагеря).  Трудно было другое - выбрать из множества приглашений самое - самое.

А вот последние лет десять неоднократные попытки повезти ребят, чтобы «заразить» их «коммунарской жизнью», желаемого эффекта не производят. (Не будем называть города и коллективы -зачем обижать гостеприимных хозяев, но скажем, что в «прежние годы» они славились своим «коммунарством».)

Ребята возвращаются довольные, в хорошем настроении (как после удачной экскурсии или похода), но не более того. На следующий сбор не «рвутся».

И у себя подобную жизнь организовывать не торопятся.

В чём же дело?

«Хозяева» (я имею в виду организаторов, лидеров, руководителей) вроде бы всё знают и про Иванова, и про его методику, имеют его книги, читают и цитируют их, в их коллективах вроде бы «живут по коммунарским законам», поют «коммунарские

песни», проводят «огоньки» и «общие сборы», «коллективные творческие дела» (КТД), устраивают чередование творческих поручений (ЧТП), поют в «орлятском кругу». Есть у них и «дежурные командиры», и «комсиссары», и «старшие друзья», и «советы дела»…

А вот чего-то не хватает. Чего? «Эмоциального накала? Пафоса? Энтузиазма?

И того, и другого и третьего.

Почему? Всё вроде бы «по правилам» по «методике», а вместо «кипятка» «подогретая водица».

В поисках причин легче всего сослаться на то, что «время сейчас не то», что «дети теперь другие». А про старших друзей сказать: «богатыри не вы». Конечно, это так, но действительно ли в этом «корень»?

Думается дело не только и не столько в этом.

Во-первых, «прежние коммунары» (конца 50-х и начала 60-х) были уверены, что они опередили своим образом жизни современников (что они живут как бы в будущем). При мне (это было в начале 1970 г.) И.П. Иванов размышлял вслух – нужно ли в официальные документы Коммуны имени Макаренко включать текст, что коммунарский коллектив – авангард. В том, что это так И.П. Иванов не сомневался, но из тактических соображений он воздержался от того, чтобы заявить об «авангардизме» открытым текстом.

Во- вторых они были уверенны, что это будущее своей активной жизнью они приближают,  улучшая окружающую действительность. «Забота об улучшении окружающей жизни» – едва ли не самое интересное в «феномене коммунарства». (Как это понималось, как пытались реализовывать эту заботу, что получалось в итоге.)

В-третьих, они видели, что коммунарских коллективов становится всё больше и больше, что «окоммунарить» можно кого угодно (даже «отпетых» хулиганов и «зачерствевших чиновников») и что угодно (коммунарские коллективы создавались при районных штабах актива, редакциях газет, радио и телевидения, в домах пионеров, домах культуры, кинотеатрах, больницах, ПТУ и даже… школах), что коммунарское движение есть, что оно растёт, ширится, становится всё более массовым.

Последние факторы можно назвать проявлением не только «активной жизненной позиции», но проявлением «коллективной самореализации». Помните классическое определение самореализации: «Мир не устраивает человека и человек принимает решение своим действием изменить окружающий мир, реализовать себя в этом мире»?

Нельзя сказать, что «коллективной самореализации» совсем нет в современных «коммунарских коллективах» (или в коллективах, которые считают, что они «работают по коммунарской методике»). Но можно сказать, что там, где этой «коллективной самореализации» больше, там и «накала» больше.

Например, в Воронежской региональной детско-юношеской организации «Искра», отметившей прошедшим летом своё тридцатилетие (в лагере весьма похожем на коммунарский лагерь середины 60-х). Кроме КТД, сборов и лагерей есть тут и “чувство авангарда”, и “ощущение миссии”, и “фактор развивающегося движения”. Маленького (“регионального”), ведь “Искра” активно распространяет своё влияние и создаёт новые “первичные организации” в городе и области.

Не хватает разве что того, что было сформулировано в «наивных» строках «Коммунарского марша» начала 60-х: «И к коммунизму путь, проложим мы маршрут, мы все уверенны за радостный успех». Это мы сейчас поняли, что строки были наивными, но тогда ребята действительно были уверенны в том, что прокладывают путь в коммунистическое будущее, были действительно уверены в «радостном успехе».

И, прежде всего, были уверены их старшие друзья. Это не домысел. Вот несколько строк из первой публикации в центральной прессе (это был журнал «Комсомольская жизнь» №5 за 1963г.), в которой появились словосочетания «движение коммунаров», «коммунарское движение», «энтузиасты коммунарского движения». Авторы статьи -  старшие друзья коммунаров, вожатые «Орлёнка» В.Малов и Л.Балашкова. Название статьи весьма имногозначительно:   «Мы живём не помаленьку».   И так, цитирую.

«ДВИЖЕНИЕ коммунаров возникло недавно, ему всего год.  …

Цель-учиться жить по-коммунистически. …

Девиз клуба «Наша цель – счастье людей». … До тех пор, пока вожатый политически не развит, идейное воспитание будет хромать. Не может отсталый человек воспитать передового, какие методы ему не дай.

Ведь мы воспитываем себе подобных, хотим мы того или нет. …

Неужели всё кончилось на «Орлёнке» и мечты о воспитании борца лишь мечты?»

Нынешняя «коллективная самореализация» «скромнее».

Она не «нацеливает» на «проложение путей к коммунизму», не требует «дряни любой давать бой». Она не мечтает о воспитании борцов. Она предлагает совсем иное – своего рода «тихое, мирное житие-поживе».

Даже хранящая память об И.П.Иванове и пропагандирующая его книги воронежская межрегиональная детско-юношеская организация «Искра» в передовице выпуска своей газеты пишет: «…кто приходят в «Искру», хотят одного – сделать жизнь творческой и интересной» (Газеты для детей и родителей  «Лестница» № 6, июль 1999г).

Организаторы современной коллективной самореализации детей и подростков стремятся «уйти от политики» и при этом использовать коммунарскую методику. Но в какой мере это возможно, если коммунарские коллективы зарождались именно как политические детские коллективы?

Вспомним формулировки И.П.Иванова: «…штурмуя небо не пищать!», «…дряни любой – давай бой!», «…завтрашняя радость – не покой, а бой!». Завтра наступило, а какую радость несут нынешние старшие друзья ребятам?

Я никого не осуждаю. Я сам уже почти тридцать лет не подписываю свои газетные публикации как «политрук клуба «Орион», а последние лет десять вообще сознательно стараюсь избегать в воспитательной работе с детьми всякой «политизации». (Считаю, что детей надо держать подальше от баррикад.) Но при этом я понимаю, что эффективное спользование коммунарской методики при такой «аполитичной установке» весьма проблематично.

Во всяком случае, рассчитывать на «радостный успех», который сопутствовал старшим друзьям  «коммунаров-шестидесятников» не приходится.

Вот в этом-то разном отношенни к политике и политизации и видится та «большая разница», которая не позволяет современным последователям И.П. Иванова достаточно полно «реализовать потенциальные возможности коммунарской методики».

Надо сказать, что процесс «деполитизации» коммунарской методики начался почти сразу же после того, как В.Малов и Л.Балашкова сообщили в прессе о начавшемся коммунарском движении.

Уже где-то в 1964 г. методисты «Орлёнка» (чётко следящие за «ветром» дувшем из ЦК ВЛКСМ ) начинали говорить, что «коммунарство» это не организация и не движение, а методика, т.е. формы, методы и приёмы воспитательной работы.

Те, кто с этим был не согласен (например, тот же  В. Малов), вынуждены были «добровольно» покинуть «Орлёнок». Это было начало «гонений» на коммунаров. А через два года в Харькове пионервожатую В. Бойцун сняли с работы и исключили из комсомола только за то, что она пришла в обком комсомола с предложением провести в Харькове большой коммунарский сбор с приглашением гостей из коммунарских коллективов других городов. Через несколько лет её восстановили в комсомоле (когда в Харкове уже не осталось коммунарских объединений)…

Работать по «коммунарской методике» (КТД, КТП, ЧТП и т.д.) не запрещалось, но всё, что было хоть чем-то похоже на «политику» уже пресекалось.

Вот на это «стекло» и наткнулось и не могло (при той молодёжной политике государства)  не наткнуться коммунарское движение.

Именно тогда начался процесс не только «закрытия сверху», но и «самороспуска» коммунарских коллективов.

Кто выжил?

Во-первых, выжили те, кто довольствовался «малым накалом» коммунарской  методики (без участия в движении, в политике), те, кто сознательно до минимума «прикрутил фитиль» «коллективной коммунарской самореализации».

Но что такое «коммунарство» и  «коммунарская методика» без участия в серьёзном преобразовании  окружающей жизни?

С точки зрения воспитанников А.С.Макаренко коммуна без производственной базы, без завода и производительного труда – не дело, а забава.

А без политики и без массового движения?

Ну, коллектив друзей. Ну несколько технологий (технология организации общения, технология коллективной психотерапии, технология воспитания организатора, технология повышения эффективности некоторых «направлений» воспитательной работы).

Можно сказать, что и это не мало. Да, но…

Эти технологии можно назвать общечеловеческими, поскольку их можно применять в любых странах и, кстати, в разных странах встречается нечто подобное.

Но когда вместо идеала «счастье людей» предлагается благополучие группы, когда название «коллектив» заменяют названием «семья», когда бывшего «комиссара» начинают называть «отцом» («папой»), то где та грань, после которой коммунарский коллектив перерождается в мафиозную структуру?

И что интересно: при этом все «атрибуты» коммунарской технологии как бы присутствуют. Разве И.П. Иванов и его сподвижники к этому стремились?

К сожалению, среди современных лидеров детских организаций, имевшие «коммунарское прошлое», встречаются преуспевающие мафиози, скрывающие свои истинные свойства за внешней «коммунарской технологией».

И они очень опасны, поскольку их не сразу разглядишь «невооружённым глазом». Но это тема особая.

Во-вторых, в 70-е и последующие годы выжили те, кто сумел этот «фитиль» всё-таки «раскрутить», найдя коллективной самореализации своего рода «экологическую нишу», такое её «наполнение», которое могло быть признано нашим государством того времени в качестве полезного и достойного для воплощения (в том числе и в форме  массового молодёжного движения).

Например, это были инициаторы создания педагогических отрядов (сперва это были педотряды студентов педагогических институтов Москвы и Челябинска, работавшие во дворах и в загородных пионерских лагерях), которые стали родоначальником массового движения педагогических отрядов 70-х гг.

Лидеры это движения имели «коммунарское прошлое», но они понимали следующшее:

1. «коммунарская методика» «в чистом виде» «не проходит политически»;
2. в «очищенном от движения и политики виде» она не очень эффективна и нужно начинать новое движение»;
3. применительно к «контингенту дворовой шпаны» она неприменима без «нулевого цикла».

Дело в том, что до этого «коммунарская методика» не заботилась о «приохочивании» тех, кто не хочет в неё «играть». Тех, кто хотел «играть» (изначально принимал «правила игры»), всегда можно было найти даже в маленьком городе. Иное дело во дворе.

Надо было начинать работу, как правило, с теми, кто вообще не хотел никаких воспитательных воздействий, кому не нужны были никакие организации, создаваемые взрослыми.

Задача была не из лёгких.

Коммунарскую методику нужно было сделать ядром нового движения.

При этом нужно было «впрягаться в очень трудное дело – работу с безнадзорными детьми во дворах. В третьих, нужно было дополнить методику неким «нулевым циклом» (как говорят строители о рытье котлована), «предварительным усилителем» (в лексиконе электронщиков это устройство для первоначального усиления поступающего сигнала), который бы позволял «приохочивать» тех подростков, которые предпочитали уже со взрослыми педагогами вообще дела не иметь.

На «методическое обеспечение нулевого цикла», создание экспериментального педагогического отряда и «раскручивание» нового движения потребовалось несколько лет. И здесь надо отдать дань памяти научному руководителю московского Экспериментального студенческого педагогического отряда – доценту кафедры педагогики МГПИ им. В.И.Ленина, председателю Макаренковской секции при Центральном совете Педагогического общества РСФСР Э.С.Кузнецовой, которая помогла «прикрыть своим крылом»  экспериментальную работу и «спрятать в троянском коне дворовой педагогики» (это выражение Э.С.Кузнецовой) «ядро коммунарской методики», взяла личную ответственность за проведение слётов педагогических отрядов. Таким образом, у нового движения была своя «крыша» - Макаренковская секция Педагогического общества.

И в семидесятые годы по стране действительно «прокатилась новая волна» (теперь уже «посткоммунарского движения») под названием «движение педагогических отрядов».

Достаточно сказать, что только крупных (республиканских) слётов (продолжительностью от 10 до 20 дней!) было проведено в разных городах России и Украины 16.

Многие коммунарские коллективы 60-х гг., например Клуб юных коммунаров Перми, Коммуна им. А.С. Макаренко Ленинграда (созданная и возглавляемая в то время И.П. Ивановым) влились в это движение.

И по этой причине движение педагогических отрядов иногда считают продолжением коммунарского движения.

Так можно считать только  с очень серьёзной оговоркой.

Преобладающая часть коллективов (особенно «зачинщики» движения) руководствовались идеологией в значительной степени отличавшейся от идеологии  И.П.Иванова. Во-первых, не разделяли его исторического оптимизма относительно наступления коммунизма в ближайшем обозримом будущем, во-вторых, считали, что в условиях «обычной социальной среды» коммунарская методика (как её трактовал И.П. Иванов) должна использоваться как важный, но не единственный компонент. Она представлялась (и использовалась) в предложенной нами в начале 70-х гг. «шкале педагогических позиций» как  «средний этаж».

Предлагалась «динамическая позиция педагогического воздействия», предполагавшая постепенное (в зависимости от «развития» коллектива изменение позиции от «авторитарной», через «творческое содружество поколений» (И.П. Иванов) к «свободной».

Это было своего рода приложение взглядов А.С. Макаренко о динамике развития требований педагога к «дворовой педагогике», но И.П. Иванов в начале 70-х гг. очень резко против этого выступал (утверждая, что и А.С. Макаренко ошибался в его понимании относительно необходимости первых двух стадий в развитии требований педагога и коллектива).

Большинство коллективов-участников движения педотрядов в этом с И.П. Ивановым «молча не согласились» и продолжали «действовать по-своему». Вот почему движение педагогических отрядов лучше не называть коммунарским. Движение педотрядов своей идеологией и практикой по отношению к идеологии и практике коммунарского движения 60-х гг. осуществило то, что в философии называется «диалектическим отрицанием».  «Зерно» «коммунарства», включая «коммунарскую методику» было включено в более широкую (и более адекватную социокультурной ситуации 70-х гг.) систему. И сводить эту систему к тому, что И.П. Иванов и его единомышленники 60-х годов называл «коммунарской методикой» так же нелепо, как называть город страной, а компьютером его процессор.

Жизнь показала, что «коммунарское зёрнышко» в «дворовой педагогике» (сейчас мы её называем «социальной педагогикой детско-подросткового клуба по месту жительства» хотя и очень важный компонент, но не самый важный и не самый трудный (для понимания и освоения педагогами). Можно сказать, что это как десерт после обеда, который подают «на сладкое».

Впрочем, им не заканчивается настоящий «социально-педагогический пир».

Дело в том, что «творческое содружество поколений», на «шкале педагогических позиций» это не только более высокая стадия развития коллектива (которую А.С. Макаренко называл третьей стадией), но предшествующая по отношению к тем стадиям, которые выше по этой шкале.

Несколько огрубляя можно сказать, что в развивающемся коллективе кроме отношений творческого содружества, могут быть отношения творческого сотрудничества, творческого сотворчества и творческого соратничества.

Это всё разные отношения. Они, конечно, могут «сосуществовать» все одновременно, если коллектив прошёл их все. (Или хотя бы в коллективе есть те, кто в своём развитии прошёл эти стадии.)

Наконец, может быть и такая стадия в развитии личности, когда для её дальнейшего роста становится просто необходимым выйти из коллектива и приступить к созданию «своего собственного». В жизни такое случается. Но благодаря ли «воспитательной системе», в которой он находился, или вопреки ей?

Если коммунары И.П.Иванова громко скандировали: «В коммуне начальства нет, хозяин – коллектив, а кто начальство корчит, тот жалкий, мерзкий тип!», то неудивительно, что услышавшие эти слова некоторые последователи КЮФа иногда провозглашали тезис о том, что желающий стать педагогом – жалкий и мерзкий тип, стремящийся стать начальником над детьми.

Это, конечно, «издержки», но то, что воспитание лидеров многими коммунарскими  коллективами 60-х гг. считалось принципиально недопустимым – факт.

Движение педагогических отрядов «переступило» через это «коммунарское табу» и открыто поставило задачу воспитывать лидеров. Насколько это получилось, вопрос другой.

Теперь возможность и необходимость воспитания лидеров, менеджеров мало у кого вызывает сомнения, но было время, когда для такого понимания были серьёзные объективные трудности.

Дальнейшее развитие «посткоммунарской идеологии и технологии» видится в направлении дальнейшего развития «динамической педагогической позиции», которую И.П. Иванов назвал насмешливо в начале 70-х «педагогическим релятивизмом». Кто-то тогда в шутку заметил, что теория относительности (релятивизм) педагогике не помешала бы. Прошло почти тридцать лет и с каждым годом становится всё более понятным, что нашей педагогической науке и практике как раз и не хватает своей собственной теории относительности. Не даром А.С.Макаренко мечтал о том, что педагогика станет самой диалектической из всех наук. Педагогические требования должны быть не «едиными» (одинаковыми) для любых учащихся (с первого по одиннадцатый класс) и для любых воспитанников (от злостного хулигана до помощника воспитателя), а максимально дифференцированными.

Это многократно осложняет работу педагога, но и создаёт предпосылки для того, чтобы его труд отличался от труда пастуха…

Разговор о «коммунарстве» и судьбе коммунарской методики неизбежно вызывает несколько «болезненных» вопросов, связанных с проблемой сочетания традиции и новаторства.

Вопрос первый.

Можно ли считать коммунарство И.П.Иванова и других «подвижников» коммунарского движения 60-х гг. продолжением и развитием «коммунарства» С.Т.Шацкого и А.С.Макаренко?

С одной стороны, С.Т.Шацкий и А.С.Макаренко ставили в основу коллективной самореализации воспитанников их производительный труд в собственном развивающемся сельскохозяйственном или промышленном «детхозе», а у И.П.Иванова никогда «детхоза» не было. И задачи создания таких детхозов И.П.Иванов не ставил.

Из этого можно было бы заключить, что «коммунарство» И.П.Иванова (и других коммунаров-шестиидесятников) не может считаться продолжением и развитием «коммунарства» Шацкого и Макаренко, а лишь упрощённой, адаптированной к условиям 50-х и 60-х годов «версией».

Но, с другой стороны, И.П.Иванов не только взял у Шацкого и Макаренко некоторые «элементы счистемы» («откровенный разговор», «общий сбор», институт «дежурных командиров» и др.), но и в условиях, когда в педагогике начал господствовать тезис о том, что главный труд школьника – учёба, что учебная деятельность в «школьные годы» готовит к последующей трудовой деятельности во «взрослой жизни» смог придумать «по мотивам» произведений Шацкого и Макаренко такую методическую систему, которая оказалась настолько «играбельной», что её смогли осваивать и внедрять сами подростки (подобно тому как они осваивают игры в простом общении).

Разве  можно себе представить, что колонией Шацкого или коммуной Макаренко заведуют школьники без взрослых? А вот из истории коммунарского движенияф мы знаем много случаев, когда клубами юных коммунаров руководили старшеклассники «совершенно без взрослых» (например, Э. Герасимович в Минске, М.Гусаковский в Гродно).

Второй вопрос аналогичен первому. Можно ли считать продолжением  и развитием идей (и опыта) И.П.Иванова (и других кооммунарoв-шестидесятников) деятельность энтузиастов движения педагогических отрядов, движения семейно-педагогических клубов и, тем более, современных педагогов, которые используют лишь отдельные элементы «коммунарской методики»?

То, что включение коммунарской методики (относительно целостно) в в более широкую методическую систему (систему идей, дел и отношений) или использование отдельных элементов, взятых из коммунарской методики, может в тех или иных конкретных случаях и условиях давать положительные результаты – факт. Но можно ли считать, что в таком виде они эффективнее, нежели в том виде, как они применялись раньше?

И можно ли считать подобные варианты модернизации продолжением и развитием?

Если да, то опыт «предшественников» имеет лишь «историческое значение».

В таком случае о нём достаточно знать « в общих чертахз» и его «освоение» не требует ни «повторения». ни «проигрывания» (другими словами – адекватного воспроизведения).

Если нет, то будьте любезны (если вы себя хотите причислять к последователям) сперва воспроизведите всё «необходимое и достаточное».

А если претендуете на роль «развивателя», то (воспроизведя опыт и «повторив его результаты») приступайте к модернизации (вносите свои дополнения или изменения).

Это не праздные вопросы. И они не только для исследователя детского движения. Но и для практика. Ведь если мы не хотим быть «Иванами не помнящими родства», если мы хотим «по-хозяйски отнестись к своему наследию», если мы хотим нашу педагогическую работу сделать максимально эффективной, то мы должны найти ответ на поставленные вопросы (и ответ правильный).

Это вопросы, имеющие философские, культурологические, социологические, психологические и педагогические аспекты.

Я не берусь давать своего однозначного ответа на них. И даже, если предположить, что оба ответа «по-своему верны», что в жизни может быть «и так и так», то всё равно мы должны чётко пронимать, почему мы предпочли то или иное решение. Что при таком нашем решении мы получаем, а что теряем.

Здесь мы переходим к вопросу «о стихийности и сознательности в детском движении», но это уже другой вопрос, который, надеюсь, мы обсудим в ближайшем будущем.

Приглашаем к дискуссии.

И.П.ИВАНОВ

Жена, друг и коллега Игоря Петровича Иванова в своей, известной его последователям книге «Будущее в настоящем - жизнь и творчество Игоря Петровича Иванова» (Рязань, 1996), назвала меня «московским другом и единомышленником». Чтобы быть точным, то процитирую:

«В связи с празднованием 50-летия пионерии. Московский друг и единомышленник Игоря Ричард Соколов написал в газете «ленинец» (орган Московского пединститута им. Ленина ) небольшую статью «Самый желанный гость», кратко охарактеризовав деятельность Игоря как учёного и основателя юношеского движения, движения юных коммунаров» (с. 68).

Лично я никогда не решился бы так сказать о себе и Игоре Петровиче. Разве что как о «младший друге старшего друга», ведь когда мы познакомились лично (в конце 1969 г.) я был чуть ли не вдвое моложе. Потом (с 1973 г.) мы стали крепко спорить о судьбе страны, целях и методах воспитания. Об этом ниже.

И только через несколько лет, когда он был уже тяжело больным, наши общие друзья убедили его, что «это он зря», что я вовсе ему и его делу не «супротивник», свершилось полное примирение (я приехал на КиМовский сбор, и мы даже сфотографировались вместе, как говорится, «на добрую память»). Когда позже в упомянутой книге об Игоре Петровиче я оказался  названым другом и единомышленником Иванова, то, не скрою, прочитал это с радостью и не без гордости.

Приведу несколько выдержек из той моей статьи (опубликованной в газете МГПИ им. В.И. Ле5нинец «Ленинец» 25 мая 1972 г.), поскольку статья Игорю Петровичу понравилась и он с явным удовольствием дарил при мне студентам газетные вырезки этой статьи с его автографом на ней.

«...Но есть в деятельности Игоря Петровича нечто такое, что не укладывается по своей значительности ни в «доцента», ни в «автора», ни в «руководителя». Среди преподавателей институтов можно найти и хороших учёных и настоящих старших друзей студенчества, но таких, которых можно было бы назвать основателями юношеского движения, встретишь не часто.

Если бы в 1957 году первым участникам Союза энтузиастов, в который входило несколько ленинградских учителей и вожатых, кто-нибудь бы сказал, что через 15 лет на первом Всесоюзном макаренковском симпозиуме будет продемонстрирована своеобразная диаграмма, показывающая «сэновское» происхождение полутора сотен детских, юношеских и молодёжных объединений, главным содержанием деятельности которых является моделирование коммунистических общественных отношений на принципах коллективной организаторской деятельности и творческого содружества старших и младших, то в это, наверное бы, не поверили ни «сэновцы», ни их руководитель И.П. Иванов. А между тем так оно действительно и «случилось» (разумеется, не без нашего «почина»)..

Кроме диаграмм, была ещё на симпозиуме и целая выставка, многочисленные материалы которой - яркое доказательство того, что найденная под руководством И.П. Иванова методика коллективной организаторской деятельности вызвала к жизни целое движение (похожее на тимуровское), движение юных коммунаров.

Если Иванова сравнить с вожатым, то в отряде воспитанников Игоря Петровича не десятки, не сотни, а тысячи энтузиастов. Вот что такое быть настоящим вожатым...

Пройдут годы... И не окажется ли тогда, что многое из того, что найдено забыто или утеряно? Нужно очень внимательно присмотреться и изучить опыт многочисленных объединений, выросших от того корня, что посадил И.П. Иванов».

Насколько мне известно, в те годы так об Иванове в газетах так не писали.

Та моя статья появилась после того, как я с удивлением обнаружил, что основатель коммунарского движения оказался вне его круга (если не считать круга руководимой им тогда Коммуны им. Макаренко и её друзей) и счёл своим долгом пропагандировать Иванова везде, где только можно.

Стал агитировать лидеров коммунарских объединений не обращать внимание на то нехорошее, что написано об Иванове в книге «Фрунзенская коммуна» и обязательно ехать к Иванову.

Первыми после этого там оказались москвичи, петрозаводчане, архангельцы.

Так основатель коммунарского движения был вновь обретён в кругу движения «посткоммунарского». На предложение москвичей назвать новое содружество кимовским И.П. Иванов ответил решительным отказом и предложил название «Коммунарское макаренковское содружество (КМС). Так оно и назывались до августа 1976 г. (пока на ХII республиканском слёте КМС в Перми не появилось название «Творческое содружество макаренковских комсомольских педагогических отрядов»). Но «в обиходе» название КМС существовало ещё долго.

***

Если обстоятельства вынуждают меня говорить (или писать) о коммунарстве кратко, я предпочитаю воздерживаться. Как социолог (специальность - социология культуры, образования, науки) всегда возмущаюсь, когда «архимногообразнейшее» в  его «географических» проявлениях (а у каждого ещё и своя «история!»)  сводят к «узкому» описанию какого-то фрагмента этого явления.

Когда мне кто-то скажет о «коммунарских хиппи» или «коммунарских цыганах» 60-х годов, я не стану возмущаться, а попытаюсь догадаться, на кого намекают, ведь в период возникновения коммунарского движения оно было одной из немногих субкультурных «экологических ниш», в которых в полуофициальном виде можно было сохранять в себе и культивировать в окружающей среде (в ближайшем окружении) некие «нетрадиционные» для официальных  социальных институтов ценности и «моделировать» свой стиль жизни.

Это была субкультура (преимущественно молодёжная), в которую каждый приходил со своими чаяниями и разные люди привносили много всякого своего. И не удивительно, что в «коммунарском движении даже в 60-е гг. было много разных параллельных «течений», которые иногда не только не дружили, но иногда и остро конфликтовали между собой «по идеологическим соображениям» (например, по вопросу о «взаимоотношениях с комсомолом» или по вопросу о том, как относиться к изучению юными коммунарами философии..

Со временем менялся возрастной и социальный состав коммунарских объединений. Если в конце 50-х гг. И.П. Иванов начинал с организации сводной дружины пионеров, то в начале 60-х гг.. по стране разлетелось движение юношеских коммунарских клубов то в 70-е годы было несколько студенческих коммунарских объединений. В 80-е годы «случались» родительские коммунарские объединения. Известно и о попытке создать трудовую коммуну вполне взрослыми людьми.

Да что там говорить, сам И.П. Иванов так быстро менялся в развитии своих представлений о Коммуне юных фрунзенцев и перспективах развития коммунарского движения в Ленинграде, что его идеи иногда не успевали освоить и принять даже, казалось бы, самые близкие сподвижники.

Известно, например, что его предложения по созданию «спутников» в школах оказались не принятыми взрослыми сподвижниками по КЮФ и ему пришлось покинуть эту коммуну.

Может быть КЮФ потому и прожила ещё 8 лет, что у неё была такая перспектива, оставшаяся в «наследство» от И.П. Иванова. Во всяком случае, приехав в Ленинград специально, чтобы понять, почему КЮФ прекратила своё существование в 12-летнем возрасте, я от многих «кюфовцев», ставших педагогами, слышал примерно один и тот же ответ:   она прекратила своё существование, когда большинство школ района освоило коммунарскую методику, и она в качестве районной школы пионерского актива выполнила свою миссию.

Имелось в виду, что в школах района научились проводить коллективные творческие дела из «методической копилки» КЮФа, сборы (подобные коммунарским) и даже лагеря (подобные кюфовской «Ефимии». Можно ли было это считать миссией КЮФа, как говорится, «другой вопрос».

Видимо у И.П. Иванова было другое представление о миссии КЮФа в школах, если в письме от 24.02.70г. он писал мне, что «КЮФ-то родимый и «скис» на решении этой самой проблемы - стать не просто могучей державой рядом и над школами , но оружием  «подъёма целины»... («спутники» - это ведь полумера, точнее, один только шаг...)». Для Иванова «спутники» (своего рода филиалы) в школах и умение организовывать творческие дела, включая сборы и лагеря, только первый шаг в «штурме школьных твердынь». Вот почему спустя много лет, несмотря на многолетнюю обиду, он согласился помогать Ф.Я. Шапиро и другим бывшим кюфовцам в «штурме» 308 школы Ленинграда.

И.П. Иванов не просто умел «строить «перспективы ближней, средней и дальней радости», он «строил», как я понимаю, «с другого конца».

Он шёл «от идеала», от «сверхзадачи», как сейчас сказали бы, «от миссии», тогда как его молодые сподвижники по недостатку опыта вынуждены были осваивать «с начала» и в том, как они могли понять «миссию коммунарства по И.П. Иванову», каждый мог продвинуться на столько, на сколько это позволяли субъективные и объективные обстоятельства. Большинство, к сожалению, после осуществления «первого шага» считало миссию КЮФ выполненной.

Полагаю, не сильно погрешу против истины, если скажу, что коммунарство в России второй половины ХХ века не менее многообразно, чем христианство этого периода.

Пусть не обижаются (если смогут) на меня люди верующие за такое сравнение, а главное,  за то, что из православного христианства я ушёл в... коммунарство. Тогда на меня за это чрезвычайно сильно обиделся один очень уважаемый мною учитель литературы школы рабочей молодёжи, который за свою «самиздатовскую» церковную публицистику много лет (до этого) провёл в сталинских лагерях (и ещё через несколько лет после этого вынужден был эмигрировать).

Незадолго до моего «ухода в коммунарство» он дал мне  рекомендательное письмо  для поступления в Московскую духовную семинарию, поскольку хотел, чтобы я стал священником, иконописцем, его продолжателем в делах церковной публицистики.

Этому человеку, было трудно понять, как двадцатилетний юноша, считавший своим идеалом Алёшу Карамазова, с увлечением принимавший участие в росписи купола одного из храмов, мог поменять великое и вечное христианство на мелкое, суетное и преходящее коммунарство...

Он переживал, что я «замешкался» с поступлением в семинарию и попал под один из «мирских соблазнов». А с переходом из художественного вуза в семинарию я тогда медлил лишь по той причине, что уж очень захотелось при  жизни построить Царство Божие на земле, а церковь, которую называли «церковью молчания» мне казалась «церковью спящей».

Когда довелось съездить в Сибирь, специально заехал  в Тайшет и встретился там  с иеговистами, которых туда сослали как раз за то, что они не молчали, стал приглядываться к этим смелым людям, но, одновременно с... коммунарами. Совершенно случайно, встретив в лесу около г. Братска юных коммунаров, попал на Всесоюзный коммунарский сбор в Братске  (1964 г.).

Три дня прожитые на сборе были днями проведёнными в «земном раю».

Там я увидел именно те человеческие отношения (заботы, любви, уважения, стремления «улучшить окружающую жизнь на пользу и радость людям»), о которых мечтал как об отношениях присущих Царству Божию.

Известно, что многие ребята после жизни на коммунарском сборе и в коммунарском лагере говорили: «Мы жили при коммунизме!»...

Для меня, увлечённого тогда идеями христианского социализма, представления о Царстве Божием и коммунизме тогда почти совпадали.

То был первый период моего отношения к коммунарству. Отношения восторженного. Увы! Он быстро сменился вторым.

Периодом модернизации.

Мне показалось, что коммунары слишком эмоциональны и им не хватает  духовности, интеллекта. И не успев стать «обычным коммунаром», стал «еретиком».

Стал в коммунарстве искать педагогические средства  для воплощения идей христианского социализма и идей преодоления отчуждения (которыми я тогда был увлечён). Создавая «коммунарский университет юных марксистов» (КУЮМ).

Уже через год наступил период разочарования. Многие коммунарские объединения в условиях прогрессирующего в стране «застоя» «увядали» и даже «самораспускались», как, например, (это было буквально на моих глазах)  с большим коммунарским объединением г. Горловки.

Мне запомнились слова писателя С.Л. Соловейчика о том, что смысл имеет только то, что имеет продолжение. И я считал, что юные коммунары и их клубы «должны иметь продолжение». Они должны стать «молодыми коммунарами» и, подрастая, создавать  «настоящие коммуны» («полные», как их называл А.С. Макаренко, т.е. трудовые и одновременно бытовые).

Представлялось возможным «повсеместным распространением полных коммун» создать предпосылки для построения в стране «коммунарского коммунизма».

При таких взглядах «самороспуск коммунарского объединения» (или одиночный «уход обратно в лес») мне представлялся таким же грехом, как для верующего человека самоубийство.

К сожалению, мой собственный эксперимент по воспитанию «коммунарских марксистов», показал,  что, дело это куда более сложное и длительное, чем я думал...

Четвёртый период моего отношения к коммунарству начался после того, как я отчаялся в надеждах победить отчуждение и построить какой-либо рай или коммунизм «на этой земле». Казалось, что человечество фатально обречено на неминуемую гибель и даже как бы жаждет этого.

К счастью, я не долго оставался абсолютным пессимистом (может быть из-за того, что я Водолей, о чём я тогда и не подозревал) и «придумал» для себя «житейскую философию пессимистического оптимизма». Нужно двигаться, жить, «трепыхаться», даже если шансов на спасение ни в этой, ни в загробной жизни не осталось.

Это как у героя фильма «Письма мёртвого человека», которого играет Р. Быков.  После атомной войны обречённый на гибель (от облучения) учёный считал нужным последние дни своей жизни посвятить устройству для таких же обречённых детей новогодней ёлки. Он снаряжает их в путь (фактически «в никуда») со словами: «Пока вы идёте, вы живы»...

Можно сказать, что период «пессимистического оптимизма» по отношению к коммунарству у меня продолжается уже больше 30 лет...

Оказалось, что при таком «пессимистическом оптимизме» всё-таки можно жить и действовать весьма долго... Но уже не надо было так торопиться и так напрягаться, как это было, когда жил под коммунарским девизом «Наша цель - счастье людей! Мы победим, иначе быть может!».

А ведь у коммунаров-фрунзенцев при И.П. Иванове было ещё «круче»: «Победа, во что бы то ни стало!».

А если не победа? Делать своему коллективу своеобразное «харакири», как это сделали самораспустившиеся коммуны?

Сейчас в среде «бывших коммунаров» не принято вспоминать, что у коммунаров был своеобразный гимн, который назывался «маршем» и который совершенно добровольно пели во многих городах перед началом сборов.

В нём были и такие слова: «Мы верны нашей партии, коммунары - это гвардия, все готовы на подвиг любой». И как пели!

А ведь если считать себя «гвардией партии», то что оставалось делать, например, в 1968 г., когда случились известные события в Чехословакии и желание быть «гвардейцем  партии», «авангардом комсомола» у многих пропадало...

И самораспускались в первую очередь те  «коммунарские гвардейцы», которые до этого считали себя «активом школьного комсомола».

Те же, кто не связывал себя клятвами верности партии, думали о самороспуске не думали, но таких усердно стремились распустить бдительные стражи тогдашних идеологических устоев.

Есть мнение, что коммунары воспитывали свободомыслие.

Думается, что это преувеличение. Инакомыслие некоторое воспитывалось, но оно было во-первых, очень «дозированным», а, во-вторых,  как бы «справа». Коммунары часто были «более идейными», чем «обычные комсомольцы». Например, в коммунарские клубы принимали не «всякого» комсомольца.

Помню при первой встрече с Ивановым, Игорь Петрович вслух размышлял, стоит ли в определении коммуны, кроме определений, что коммуна это «лаборатория методики коммунистического воспитания»; «школа педагогов-организаторов» и «бригада энтузиастов коммунистического воспитания» является ещё и «авангардом».

В то, что это авангард, он не сомневался, но вот стоит ли в официальных документах это отражать...

Инакомыслие относительно того, что к коммунизму нужно двигаться быстрее для коммунаров было типичным, проповедь о том, что «коммунарство - это «моделирование коммунистических отношений в локальных условиях социального эксперимента» могла быть выслушана с интересом и найти в среде старших коммунаров своих сторонников.

Но  идеи о том, что к коммунизму можно перейти через создание выросшими юными коммунарами трудовых коммун, даже коммунарами «со стажем» воспринималась настороженно.

Большинство «видело» себя после школы в вузах, а не «на производстве». Говорить о том, что отчуждение при социализме возрастает в коммунарском кругу было рискованно, а о возможности реставрации капитализма я разговоров и не слышал.

Известная со времён натурфилософов идея, повторенная Ф. Энгельсом  в «Диалектике природы» о том, что ребёнок  в своем предродовом развитии повторяет историю развития своего биологического вида, а в развитии после рождения - историю своих человеческих предков  (повторение филогенеза в онтогенезе, как одно из проявлений диалектического закона отрицания отрицания) и попытка обосновать на основе этого закона необходимость педагогической организации подобной «повторяемости» (с помощью «теории педагогической относительности» и методики воспитания по «шкале из семи педагогических позиций»), к сожалению,  встретили со стороны И.П. Иванова и его старших кимовцев (в 1972 г.) резкое неприятие и обвинение в «буржуазном релятивизме». А когда к этому прибавилась рукопись моей статьи с претенциозным названием «О стихийности и сознательности в коммунарском движении» «чаша терпения» Игоря Петровича переполнялась...

Мне было досадно.

И тогда и ещё больше в конце 1975 г., когда Устав КМС, принятый единогласно на Х! слёте КМС (слёт проходил 20 дней на борту теплохода, двигавшегося по Волге), ленинградский КиМ отказался «ратифицировать» и (по настояниям И.П. Иванова) этому последовали в Полоцке, других городах и Устав так и не вступил в силу.

«По человечески» я понимаю И.П. Иванова - его столько лет «терзали» в «идеологических инстанциях» за «попытку создать организацию в организации», он столько доказывал, что коммунарское движение это вообще не организация, он на этом столько потерял здоровья, что появление у КМС своего «Устава» вполне могло рассматриваться им как новый повод для усиления нападок на него, как на основателя коммунарского движения.

Интересно, что спустя четверть века его ленинградские последователи объединились, наконец, в Ассоциацию, которая называется «Педагогика социального творчества». Но это уже в другую эпоху, а мог ли тогда И.П. Иванов предвидеть, что не станет ни той партии, ни того комсомола...

Досада осталась, а обиды на Иванова нет.

Однако повторюсь, суждение о воспитании в коммунарах 60-х гг. свободомыслия, по моим наблюдениям тех лет,  очень субъективно.

***

Но вернусь к своей «коммунарской биографии». И так, во второй половине 60-õ смысл жизни стал видеться в помощи тем, кому ещё хуже.

В заботе о них. В том, чтобы их поддержать. У героя фильма, которого сыграл Р. Быков, есть «родственная душа» в мультфильме для малышей «Лягушонок ищет папу». Лягушонок папы не нашёл, но стал «папой» для кузнечика и обоим стало легче...

И вот тут вдруг мы для себя обнаружили, что кроме «пионерского и комсомольского актива» есть и другие подростки,

Есть «дети улиц», есть дети безнадзорные, дети, «оказавшиеся в сложной жизненной ситуации», в ситуации «аутсайдеров»... И стало понятно, что «разовыми» «операциями» типа «Радость детям двора» таким ребятам не очень-то поможешь.

И началась работа моего клуба «ОРИОН» (созданного при Доме культуры) с ребятами во дворах. Когда это стало получаться, мои «юные культармейцы» стали подумывать о поступлении в пединституты, а я не имел опыта работы со студенческим коллективом. Вот тут-то я и решился впервые (в конце 1969 г.) написать письмо Игорю Петровичу, который уже 6 лет руководил студенческой Коммуной имени Макаренко (КиМ).

Сперва к нам в «Орион» на несколько дней приехала из КиМа («на разведку»)  студентка Галя Слепцова, а потом пришло письмо от Иванова, в котором Игорь Петрович писал: «Я «взахлёб» прочитал Ваши материалы...почувствовал родство наших душ...

Радостно стало за наше Дело, ибо «Орионовская ветвь» нашего Древа, сохраняя главное-общее, оригинально его воплотила, точнее, воплощает в своём непрерывном росте».

В письме содержалось приглашение.

Я не заставил себя упрашивать и сразу приехал в КиМ.

Мне тогда показалось, что он очень  похож на В.И. Ленина, хотя усов и бороды не носил. Он тоже картавил. Много я видел «двойников» Ленина, но столь похожего не встречал.

И тогда казалось, что сходство  больше было не внешнее, а внутреннее, духовное.

Разумом я не разделял его «исторического оптимизма», но всё равно общение с ним каким-то удивительным образом «оптимизма эмоционального» прибавляло.

Чуть ли не через неделю я опять приехал в Ленинград и привёз с собой два десятка своих «орионовцев».

В итоге этих двух визитов методика работы нашего «ОРИОНА» была признана КиМом коммунарской,  мне был вручён кимовский значок , а когда позже (в 1973г), был открыт кимоский ЛММЦ (Ленинградский меториально-методический центр) я увидел своё имя на стенде в списке почётных друзей КиМа...

Это знакомство с И.П. Ивановым и КиМом было, как сказали бы учёные, «одним из важных факторов», побудивших меня создать и в Моске (при МГПИ) «Первый экспериментальный студенческий педагогический отряд» (ЭСПО). С его помощью мы гораздо успешнее создавали во дворах свои «Форпосты культуры».

Но именно тогда  «коммунарская методика» стала нами наиболее смело переосмысливаться и «адаптироваться» к «условиям работы в период застоя», к условиям, диктуемым «специфичностью» «дворовой клиентуры», к условиям домкомовской «инквизиции» и постепенно трансформировалась в то, что коллега Иванова по преподавательской деятельности и работе в Педагогическом обществе (доцент МГПИ и председатель Макаренковской секции при  Центральном совете Педагогического общества), научный руководитель нашего ЭСПО Э.С. Кузнецова стала называть «дворовой педагогикой», а я теперь называю так же, как назвал третий свой учебник: «Социальная педагогика детско-подросткового клуба по месту жительства».

По моим тогдашним наблюдениям, Игорь Петрович безусловно верил в возможность построения коммунизма.

Сейчас я думаю, что он верил в коммунизм больше, чем его исторический «прототип», на которого он был так похож.

Более того, он верил, что педагоги с детьми могут существенно влиять на его приближение.

И он, конечно же, не мог принять моего пессимистического на этот счёт отношения, тем более, - прогноза о том, что отчуждение будет прогрессировать и, следовавшего из этого вывода,  что детей  надо готовить не к «светлому коммунистическому завтра», а к жизни  в усложняющихся условиях «нарастающего отчуждения», что готовить надо не «просто коммунаров», а «культармейцев» (т.е. лидеров, способных организовывать взаимопомощь и помощь окружающим в условиях прогрессирующего социального отчуждения экологического и всякого другого кризиса).

Как позже складывались отношения с Игорем Петровичем, я уже сказал, а что стало со страной все и так знают.

Я не радуюсь тому, что в этом споре мой пессимистический прогноз (увы!) во многом оправдался. Но моя тогдашняя «ересь» по отношению к коммунарству Иванова (а это было после «хрущёвской оттепели»,  когда в «заморозках застоя» коммунарские клубы «вымирали как мухи», а их лидеры, махнув рукой, «уходили обратно в лес»), способствовала «сохранению на социально-педагогической ниве» не только меня и моих друзей.

До знакомства с Ивановым она помогла создать в сложном 1968 г. клуб «ОРИОН», а позже ЭСПО (в 1971), Форпост культуры им. С.Т. Шацкого, способствовала появлению в стране массового движения педагогических отрядов. Кстати, и КиМ И.П. Иванова включился в это движение.

Потом на смену этому движению пришло движение семейно-педагогических клубов, ещё позже в России вновь заявило о себе движение скаутов...

Наверное не случайно, в двенадцатом клубе, из созданных мною за тридцать с лишним лет, (кстати, ему уже больше 12 лет и он уже «пережил» Фрунзенскую коммуну, но при этом как-то не считает свою «миссию» выполненной и не стремится самоликвидироваться...) нет «коммунарского коллектива».

А ведь очень старался сделать нашему клубу «коммунарскую прививку», для чего возил своих ребят на коммунарские сборы в другие города. Но то ли сборы оказались не столь «зажигательные», нежели в 60-х, то ли «дровишки» оказались сырыми, но не зажглось «коммунарского огонька».

Тем более, нет коллектива «коммунарских марксистов», а есть объединение самых «обычных» скаутов, которое, впрочем, в своём энтузиазме не уступает многим коммунарским клубам 60-х гг., и педагогическим отрядам 70-х..

И летние палаточные лагеря устраивают (без дотаций от кого-либо), и праздники «на пользу и радость людям» проводят...

И вообще оказалось, что наши нынешние скауты очень похожи на наш первый педагогический отряд 1971г.

И даже их актив тоже, в основном, из студентов.

Только то, о чём они мечтают  коммунизмом не называют.

Вот ведь как бывает!

И кто бы мог подумать тридцать лет назад, что я вручу в подарок свою книгу архиепископу Александру (ответственному за работу с молодёжью в Патриархате), а он попросит меня поделиться опытом работы с детьми в Православном молодёжном центре...

И мой «отход» от церкви в коммунарство (который, не скрою, смущал когда-то мою душу) теперь уже не воспринимается таким греховным вероотступничеством, как казалось когда-то в 64-ом, когда, подобно витязю на распутье, выбирал между православной церковью, иеговистами и коммунарами...

А что касается «коммунарской методики», то и она (скажем скромно - её фрагмент), как дополнение к «скаутингу» и нашим другим «методическим средствам», помогал и помогает нашему клубу выжить в последние годы. Массовые праздники   подвижных игр, которые наш клуб «Ровесник» проводит в микрорайоне каждые два месяца (а в этом году и чаще) и которые создали клубу авторитет в глазах населения и районной администрации, организуются по «классической коммунарской схеме организации коллективного творческого дела: коллективная подготовка, коллективное выполнение и коллективная оценка». Перед праздником создаётся «совет дела».

На празднике одновременно работает несколько «микроколлективов» (своего рода «творческих групп»). После праздника обсуждение по кругу трёх вопросов: «что было хорошо, почему и кому скажем спасибо»; «Что было плохо и почему»; «Как в следующий раз сделать лучше».

Два маленьких «нюанса». Первый: при обсуждении первым начинает говорить самый младший из ребят, а заканчивает самый старший из педагогов. Второй: весь праздник и всё обсуждение записывается на видеоплёнку. И так несколько лет подряд.

Поэтому совет дела при подготовке очередного праздника может «освежить в памяти все подобные праздники (например, «Масленицы» или «Новогодние праздники» и все их коллективные обсуждения. Но эти «нюансы» в принципе существа методики, считаем, не меняют, а лишь чуть-чуть модернизируют.

Так сказать, «коммунарская методика+».

Конечно, в истории клуба было много разных коллективных творческих дел. И общеизвестных и своих «доморощенных».

Существенно коммунарскую методику меняет (и адаптирует к более современным условиям) другое (всё, что связано с привлечением населения к работе с детьми и подготовкой этих воспитателей-волонтёров к работе с подростками в современных условиях), но для того, чтобы было достаточно понятно я должен был бы пересказывать содержание своего учебника по социальной педагогике клуба, а в нём 400 страниц...

А кроме того, есть ещё и то, что реализовать не удалось, о чём приходится пока только мечтать...

И что интересно: приближаясь к «пенсионному возрасту», я замечаю изменения в своём «пессимистическом оптимизме».

Пессимизма становится меньше, а оптимизма больше.

Теперь смотрю на жизнь совсем не так пессимистично, как в период обучения в школе или в период своих жарких споров с Игорем Петровичем.

В практической работе с ребятами в клубе особых «новаций» и улучшений не прогнозирую, а вот в методической работе есть «задумки».

Очень хочется к двухтысячному  году «сделать» лазерный диск, в который включить все свои учебники, научные и публицистические статьи, всё лучшее из того, что было «наработано» за 10 лет работы в Академии наук РФ (труды, созданного мною в Российском институте культурологии Научно-методического центра социальной педагогики), методические материалы Первой опытной станции по внешкольному воспитанию и нашего многопрофильного детско-подросткового клуба «Ровесник».

А ещё мечтается создать видеофильм «Иванов и его команда» и лазерный диск «Коммунарская энциклопедия». А ещё бы лучше - «Энциклопедия отечественного общественно-педагогического движения».

Хочется начать писать художественные произведения по материалам, накопленным в педагогической практике, рисовать картины, ваять скульптурные портреты С.Т.  Шацкого, А.С. Макаренко и других великих социальных педагогов нашего века.

Перефразируя известную поговорку, можно сказать, что в молодости «начал за упокой», а к старости заканчиваю «за здравие»...

А если кто-то скажет: «Впал в детство» - не обижусь.

Как-то в начале 80-х меня попросили сделать доклад о коммунарстве в общественном институте ювенологии.

И я сделал доклад о «ювенатории», где происходит чудо омоложения.

Моя шутка была воспринята переполненным залом так серьёзно, что я стал задумываться о том, что «коммунарская методика + методика пессимистического оптимизма» и впрямь может послужить основой для создания «санаториев-ювенаториев».

Вот такое неожиданное «последействие» (термин И.П. Иванова) жизни по «философии пессимистического оптимизма», если её рассматривать не как нечто сугубо индивидуальное, а как некое многоэтапное «коллективное творческое дело». Или как «длительную игру», как это мог бы сделать идеолог русского скаутизма начала века И.Н. Жуков.

Как «длительную игру», как «игру в альтруиста» (в человека, который хочет помочь людям). Или, как сказал кто-то другой, «свободную игру физических и духовных сил». Заметим, при  этом, что  «свобода» была не какая-нибудь особенная (завидую и не верю тем, кто хвалится, что всю жизнь делали только то, что хотели), а всего лишь «осознанная необходимость»...

Кто-нибудь скажет: «Да всё проще - он же типичный Водолей!».

Пусть так. Но этот Водолей был знаком с Ивановым, изучал коммунарское движение и был в нём еретиком...

«Всякое дело - творчески! Иначе зачем?»

Разве не так учил Учитель Иванов?

Уже после того, как этот материал был написан «случилась» международная научно-практическая конференция «Новаторство как традиция отечественной педагогики», организованная Государственным НИИ семьи и воспитания, РАО, Министерством труда и социального развития и посвящённая целой группе юбилеев отечественных педагогов (170-летию Л.Н. Толстого, 150-летию И.Я. Яковлева, 120-летию С.Т. Шацкого, 110-летию А.С . Макаренко, 80-летию В.А. Сухомлинского).

Оказалось, что в программе нет имени И.П. Иванова, а в сборнике тезисов это имя упоминается лишь один раз, да и то в статье коллеги из Беларуси (в статье доцента кафедры педагогики БГУ к.п.н. С.А. Пуймана).

Ну воистину, «нет пророка в отечестве своём»!

Пришлось срочно ехать в РАО и выступить на пленарном заседании о недопустимости замалчивания И.П. Иванова и его вклада в обсуждаемую на конференции проблему.

Полагаю, что в итоге историческая справедливость была восстановлена.

И всё-таки досадно.

При этом заметим, что среди чествовавшихся педагогов-юбиляров И.П. Иванов был единственным, кто имел статус педагога-академика.

Получается, что нынешние академики забыли о своём коллеге, которого сами же и избрали действительным членом своей академии.

Кстати, с трибуны конференции я сообщил о том, что в первых числах ноября ученики и сподвижники И.П. Иванова наметили провести в Питере свой съезд, и спросил о том, сподвижники кого из чествуемых юбиляров тоже проводят съезд. Ответом было молчание...

 

< Предыдущая		Следующая >