Эта рубрика создана 23 марта 2012 года

--------------------------------------------------------------------

Ричард Соколов, кандидат социологических Наук

ШКОЛА И ВОСПИТАНИЕ

РАЗДУМЬЯ В ЮБИЛЕЙНЫИ ГОД ДВУХ КОРИФЕЕВ РОССИЙСКСГО ВОСПИТАНИЯ

С.Т. Шацкий (1878- 1934)

А.С. Макаренко (1888-1939)

КАЖДЫЕ ДЕСЯТЬ ЛЕТ В ОДИН И ТОТ ЖЕ ГОД СЛУЧАЮТСЯ “КРУГЛЫЕ” ЮБИЛЕИ ДВУХ КОРИФЕЕВ ОТЕЧЕСТВЕННОГО ВОСПИТАНИЯ. В ЭТОМ ГОДУ 13 МАРТА ОТМЕЧАЛОСЬ 115 ЛЕТ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ АНТОНА СЕМЁНОВИЧА МАКАРЕНКО, А 13 июня - 125 ЛЕТ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ СТАНИСЛАВА ТЕОФИЛОВИЧА ШАЦКОГО

Казалось бы, это очень разные люди.

Шацкий по происхождению дворянин, сын военно­служащего, а Макаренко – сын железнодорожного маляра.

Детство одного из них прошло в Москве, а другого — в далёкой украинской провинции. У Шацкого была атлетическая фигура и пышная вьющаяся шевелюра.

Макаренко был небольшого роста и всю вторую половину жизни волосы стриг наголо.

Шацкий обычно ходил в костюме при галстуке или белом костюме, с воспитанниками был “на ты”.

Любил с ними бегать босиком, купаться,
устраивал шумную “кучу-малу”.

Макаренко предпочитал ходить в военной (или подобной ей) одежде.

Никогда воспитанники не видели его босиком. И называли только “на вы”, по имени и отчеству.

В судьбе двух корифеев отечественной педагогики первой половины XX века С.Т. Шацкого и А.С. Макаренко оказалось удивительно много общего.

Оба крайне отрицательно относились к педагогике прошлого.

Оба в молодости хоте­ли посвятить себя искусству. Шацкий в молодости мечтал стать певцом, а Макаренко — писателем.

Оба не имели собственных детей, м. лучшие годы и основные силы отдали де­тям — чужим, тем, кого называли “безнадзорными”, “социальными сиротами”, “полными сиротами”, “беспризорными”.

Воспитательная деятельность их интересовала с ранней юности, но всецело увлек­ла, когда Шацкому было около тридцати лет, а Макаренко уже за тридцать.

Педагогика для них была не средством заработка н не хобби. Это, скорее, форма социального служе­ния.

Не “труд-работа”, а “труд-забота” (по терминологии А.С. Макаренко).

Педагогика для них — не столько “воспитание школьников”, сколько воспитание “работника будущего” (С.Т. Шацкий), воспитание “нового человека” (А.С. Макаренко).

Но не только.

И вообще, воспитание для них не   самоцель.

Им хотелось “улучшать окружающую жизнь".

Но в этом они были уто­пистами.

Веря, что общество может быть устроено разумно, а жизнь людей — сча­стливее, они полагали, что путь к такой жизни лежит прежде всего через создание разумно организованных н счастливых дет­ских “сообществ” (“клубов”, “ко­лоний”, коммун”).

Более того, они пытались до­казывать, что детское сообщество можетбыть устроено лучше взрос­лого и может стать для взрослых культурным образцом, моделью настоящего   общежития.

По моим наблюдениям, — писал С.Т.Шацкий, — социальная жизнь детей способна достигнуть чрезвычайно высоких форм обще­жития, быть может, и малодоступ­ных для взрослых людей”.

В письме А.М.Горькому от 16.06.1926 г. А.С. Макаренко признаётся: “Я потому и отдался '' колонии, что захотелось потонуть в здоровом человеческом коллекти­ве, дисциплинированном, культурном, идущем вперёд, а в то же время и с русским раз­махом, и страстью

...Я теперь убедился, что такой коллектив в России создать можно, во всяком случае, из детей”. А.С. Макаренко в этом убедился, проработав с детьми двад­цать лет.

С.Т. Шацкий| убедился намного рань­ше.

В 1918 году на страницах журнала “Свободное воспитание” он признался, что его работа с детьми  “тем интересна, что мы присутствуем при создании таких общест­венных взаимоотношений, которые далеко опередили условия нашей жизни сейчас, и благодаря этом   можем заглянуть в буду­щий общественный строй”.

Но С.Т. Шагкий и А.С.Макаренко во­все не прорицатели.

То, чем они занима­лись, теперь социологи назвали бы “про­гнозным социальным проектированием”.

То, чем занимался А.С. Макаренко, А.М. Горький называл “экспериментом”.

А что за окном мы видим другой общест­венный строй, вовсе не их вина.

Их “опыты  по конструированию ра­зумных и счастливых детских производственных коллективов и созданные каждым на основе его “цельного опыта” стройные-системы взглядов на жизнь детей, на смысл, значение и средства воспитания будоражили умы, находили много поклонников.

Но ещё больше — противников Когда им удавалось находить под­держку “в верхах”, окрылённые надеждой реализовать “небывалые возможности”, они высоко воспаряли в мечтах, стремлениях и грандиозных социальных проектах"; желая помочь не горстке обездоленны детей, а детям и подросткам городского или сельского района, целого города, республики, всей страны.

И созданные ими детские учреждения получали порой особый статус экспериментальных.

Когда отношение “Олимпа” к ним менялось, их социальные творении подвергались безжалостной “реорганизации”, философско-педагогический “бисер” затаптывали в грязь, а самих подвергали травле.

Оба “подвижника соцвоса” (термин Макаренко) достигли невиданных дотоле грандиозных результатов. Их опыт изумлял не только коллег-соотечественников, но и таких мыслителей, как Джон Дьюи н Рабиндранат Тагор, не говоря уже о тысячаах обычных педагогов, побывавших в коллективах С.Т. Шацкого и А.С. Макаренко.

Оба успели кое-что опубликовать Но только малую часть. С.Т. Шацкому очень не повезло: в 1930 г. кто-то поджёг его дом и в нём сгорела рукопись главной его книги — второй ча­сти “Бодрой жизни”. Мака­ренко повезло больше — от его “Педагоги­ческой поэмы” цензура откуси­ла только часть.

Оба всю жизнь натыкались на сопро­тивление раз­ного рода бюрократов, долгие годы

136

137

были вынуждены защищать свои взгляды и своё дело в почти не прекращающейся, неравной  и изнурительной борьбе.

Оба несколько раз были на грани крушения, оба как птица Феникс  возрождались, казалось бы, из пепла. Клуб Шацкого закрыли (в 1908 г.), но на следующий год его вновь открыли. Из колонии им, Горького Макаренко “ушли” (в 1927г.), назвав систему “несоветской”, но он с большой группой колонистов-горьковцев “вдруг” оказался в коммуне им, Дзержинского.

Но, в конце концов, они оба оказались в чрезвычайно трагической ситуации. Они стали свидетелями того, как чиновники всё-таки разрушили главное дело их жизни. Разрушили по-иезуитски — под видом “реорганизации” в соответствии с постановлениями властей. И поделать в этой ситуации Шацкий и А,С. Макаренко уже ничего не могли. Кто-то теперь считает, что они в конце жизни  устали, сдались, отступили. И что если бы не так. то их ждал бы удел врагов народа (ведь это были середина и конец тридцатых годов). А кто бы стал использовать педагогический опыт “врагов народа”?

Но есть и другое мнение: они про­должали бороться, сменив оружие. Они уходили в искусство. Это не только спас­ло их от прямых репрессий. Каждый про­должал борьбу, где мог. Шацкий стал директором консерватории и, как мог, проводил в жизнь свои идеи. Там он ввёл преподава­ние педагогики. Организовал при консерватории школу д.ля одарённых детей. При этом продолжал руководить Цент­ральной педагогической лабо­раторией, выступать и печа­таться. Макаренко осуществил мечту своей молодости — стал известным писателем. Он тоже много печатался и много выступал.

Они пытались бороться не на смерть, а “на жизнь”. Но на долгую борьбу сил уже хватило. Оба ушли из жизни как бы своей смер­тью... И оба скоропостижно. Шацкому бы­ло 56 лет. Макаренко — 51 год.

У обоих не выдержало сердце. Про них писали: “сердце, отданное детям”. Но жизнь их сократили, видимо, все-таки не “трудные дети”, а “трудные взрослые”... Они умели перевоспитать даже отъявлен­ных бандитов, но перевоспитать власть придержащих даже их таланту оказалось не под силу. Макаренко сокрушался: “опыт никому ничего не доказывает”.

Еще одно совпадение. После смерти этих подвижников их жёны взяли на себя нелёгкий крест пропаганды их наследия и несли его многие годы. Валентина Нико­лаевна Шацкая прожила долгую жизнь, была награждена всеми педагогическими медалями — К.Д. Ушинского, Н.К. Круп­ской, А.С. Макаренко.

Галина Стахиевна Макаренко полу­чила возможность руководить лабораторией по изучению и пропаганде наследия её мужа. И в этом ей удалось кое-чего до­стичь. Издавались произведения А.С. Ма­каренко. По его произведениям были сня­ты два художественных кинофильма. И последние два совпадения.

137

нач 138

Воспитанники С.Т. Шацкого и А.С. Макаренко до самой старости,

до самого своего ухода из жизни собирались вместе, они публиковал

воспоминания о своих педагогах в газетах, жур­налах и даже монографиях.

Некоторые из них стали известными педагогами. Например, у

С.Т.Шацкого  - М.Н. Скаткин, у А.С. Макаренко — С.А. Кал'абалин,

которому, кстати, в этом году исполнилось бы 100 лет.

Наибольшая слава и известность застала Шацкого и Мака­ренко спустя

полвека после их ухода из жизни. К столетним юби­леям было издано

кое-что из их сочинений. В Москве Академия педагогических наук и

Педагогическое общество провели юби­лейные мероприятия на самом

высоком уровне. Юбилейные тор­жества прокатились тогда по

многим городам.

Автор первой солидной монографии о Шацком Д.С. Бершадская считала,

что Шацкий с Макаренко не были знакомы. Если это так, то тем более

удивительна похожесть этих двух фе­номенов.

Удивительно, что два разносторонне одарённых интеллиген­та, имевших явное призвание к занятиям большим искусством, наступили на горло собственной песне и на долгие годы “пошли в дети”. И самое удивительное то, что при этом главным инстру­ментом в работе с детьми оказалось вовсе не искусство. Хотя ис­кусство занимало немалое место в их работе с детьми. У того и другого были прекрасные самодеятельные оркестры (народных инструментов, духовой), были замечательные самодеятельные те­атральные коллективы...

И всё же главным было другое — физический труд. Не труд-учёба, не труд-игра, не труд-искусство, а труд производительный. При этом организованный не как “труд-работа”, а как “труд-забо­та”. Здесь было, есть и будет, о чём призадуматься педагогам...

По поводу юбилейных событий этого года

115-летний юбилей Макаренко в апреле этого года был отмечен в Москве весьма прилично — пять дней проходила Международ­ная Макаренковская конференция, организованная Международ­ной Макаренковской ассоциацией. Параллельно проходил первый Международный конкурс образовательных учреждений по органи­зации детского производительного труда, учреждённый журналом “Народное образование”. И Российская академия образования не забыла о Макаренко — провела “круглый стол”. А главное, её ста­ранием был подготовлен к изданию в полном объёме (как говорит­ся, не прошло и века) знаменитый роман “Педагогическая поэма”. Заметьте — впервые! В годы Советской власти многие стремились к этому, но, увы, даже при поддержке А.М. Горького не удалось. А вот теперь, наконец, можно купить “Педагогическую поэму” в полном объёме (без купюр). Спасибо издательству ИТРК.

А вот юбилей 125-летия С.Т. Шацкого оказался в Москве вообще незамеченным. В самом доле, можно ли всерьёз считать городским юбилейным мероприятием скромный вечер в помещении Центра внешкольной работы им. А.С. Макаренко, проведённый совместно с общественной организацией «Первая опытная станции по внешкольному воспитанию им. С.Т. Шацкого», и “круглый стол” на станции в рамках двухдневной конференции, организованной по инициативе пел; гогов? Впрочем, если читатели захотят и пригласят, то можно что-то успеть. Ведь такие “круглые юбилеи” можно отмечать весь год.

О “ценах” на наследие Шацкого и Макаренко

Неужели наследие Макаренко действи­тельно поднялось в цене, а наследие Шацкого обесценилось?

Сейчас стало модно говорить о беспризорниках, о безнадзорных детях, а в общественном сознании успешная деятельность в этой сфере ассоциируется прежде всего с именем А.С. Макаренко.

А Шацкий работал вроде бы с детьми благополучными. “Бодрая жизнь” была, как и у Макаренко, интернатным учреждением, но у воспитанников колонии С.Т. Шацкого были родственники и  их ни кто не лишал родительских прав. Да и дети были обыкновенные. Так что вроде бы опыт Шацкого не так и актуален...

 

То, что этим опытом в первой поло­вине XX века восхищались и Запад, и Восток, уже основательно призабылось.

Да и такие восторги представителей стран капитала Шацкому в те годы не су­лили ничего хорошего.

Если бы не личная многократная защита Н.К. Крупской и А.В. Луначарского, то вообще неизвестно, сколь долго этот опыт просуществовал бы после 1917  года.

А так колония, осно­ванная в 1911 г., смогла сохраниться и развиваться до 1932 г. (до постановле­ний правительства, по которым и в школе” Опытной станции, организованной Шацкими, была проведена реорганизация с реставрацией многого от старой школы, про-

Кон стр 138

 

139 начало

тив чего долгие годы боролись Шацкие). С.Т. Шацкий в 1918 г. как в воду глядел: “Пошлость перерабатывает свежие мысли и дела по-своему. Поэтому уместно и те­перь бояться слишком ранней оформлен­ности, программности и декретизации”. Эти опасения были причиной того, что Шацкий не сразу стал сотрудничать с Со­ветской властью.

Но он боялся потерять школу-коло­нию “Бодрая жизнь” и предложил Наркомпросу проект Опытной станции, кото­рый, к счастью для Шацкого, тогда был утверждён. Но через 14 лет его школу-колонию (и всю Опытную станцию) по­стигла та же участь, что и всю живую пе­дагогику. Реформы в образовании 30-х гг., наверное, правильнее было бы назвать контрреформами. Тогда это мало кто понял.

Однако два десятка лет для детского экспериментального учреждения — не так уж и мало. Это даже больше, нежели вре­мя жизни макаренковских колонии им. А.М. Горького и коммуны им. Дзер­жинского вместе взятых.

Я не собираюсь противопоставлять Шацкого и Макаренко, они оба — нацио­нальное достояние. Я хотел бы, напротив, сопоставить эти два замечательных явле­ния в нашей отечественной  культуре. И показать то общее, что  может может быть поучительным и для нас.

критика педагогической практики и теории

“...Когда я учился, — вспоминал Шац­кий, — то постоянно чувствовал, что так, как меня учили, не надо ни учиться, ни учить.

И моя педагогическая вера вы­росла из отрицательной оценки педагоги­ки, применённой к себе”.

А.С. Макаренко писал, что он “в учи­тельском институте золотую медаль полу­чил за большое сочинение “Кризис совре­менной педагогики”, над которым работал 6 месяцев”.

Много позже в “Педагогичес­кой поэме” он с горечью констатировал, что “главным результатом этого чтения была ... основательная уве­ренность, что в моих руках никакой науки нет и никакой теории нет...”.

Можно сказать, что в критике старой школы они были еди­номышленниками.

О колонии “Бодрая жизнь”

Шацкому и его коллегам удалось получить для развития своего опыта участок

земли в Калужской губернии, в 100 километрах от Москвы.

Это было крупным везением. В книге о городе Обнинске чи­таем: “В самомначале этого века дом Обнинских на берегу Протвы купил московский фабрикант М.А. Морозов.

Когда он умер, его жена, молодая красивая вдова, посели

лась в этих краях. Ещё в Москве она была знакома с семьёй

Шацких, благодаря которым эти места вошли в историю

русской и советской педагогики. Мо­розова отдала им свою

землю, и Шацкие, наконец, смогли взяться за осуществление

давнишней мечты — организации системы вос­питания детей

трудового люда...

29 апреля 1911 г. первая группа детей рабочих окраин

Моск­вы уезжала за 100 километров, чтобы начать новую

жизнь... С то­го апрельского дня начинается богатая собы

тиями история первой трудовой колонии, которой ребята

сами дали название — “Бодрая жизнь”. По имени этой ко

лонии долгое время называлась мест­ность, где сейчас вырос

город науки”.

Как вспоминала В.Н. Шацкая, “мы поехали в колонию с

час­тью детей.

Прямо в лес. Посреди леса, заросшего ольхой, стоял

двухэтажный барак”.

Выезжали туда на пять самых тёплых месяцев в году. А

за­нимались там не столько организацией отдыха, сколько

организа­цией труда. Общество недаром называлось

“Детский труд и от­дых”. Труд стоял на первом месте, а не

наоборот. Позже Мака­ренко, говоря о труде воспитанни

ков, будет утверждать, что такой труд — не просто способ

решения материальных проблем, а ещё и “философия”.

Объясняя детям, что такое их колония, Шацкий писал в

ру­кописном журнале, что “это место, где мы все устраиваем

кругом себя хорошую жизнь, и чем дальше, тем лучше ...

Это место, где все мы работаем, один на всех и все на одно

го, где дети могут стать хозяевами, с достоинством отвечая

за всё, что ими сделано”.

Можно сказать, что это был принцип активного освое

ния среды обитания, принцип коллективной самореализа

ции. Взрос­лые и юные колонисты стремились преобразовы

вать окружаю­щую жизнь.

Начиналось с простого — корчевали пни, прокладывали

до­рожки, возводили постройки. “Главными работами, —

писал С.Т. Шацкий, — являются огородные, затем сенокос,

кухня, хле­бопечение, стирка белья, земляные работы и

строительные, уход за скотом: коровами и лошадьми и ма

ленькое птицеводство”.

Конец стр 139

Нач стр 140

Со временем стали обрабатывать поля, выращивать на них рожь и

пшеницу. Позже появилась своя электростанция.

Наступило время, когда Шацкий констатировал: «Всё боль­ше и больше

наша дикая, испорченная и заброшенная людьми земля получает вид места,

по которому прошлись заботливые ру­ки человека».

В колонии много играли в подвижные игры, устраивали ин­сценировки

сказок, пели, музицировали, устраивали прогулки.

В 1912г. С.Т. Шацким был создан «проект опытной станции по детскому

воспитанию», которая включала в себя все возрастные группы детей и

главные виды работы с ними, начиная от детского сада и кончая школой II

ступени, вместе с работой клубов, мастер­ских, детской библиотеки и детской

трудовой колонии». В 1915 г. к проекту добавилась идея создания постоянных

«опытных курсов».

В 1916 г. удалось получить под этот проект субсидию от Ми­нистерства

народного просвещения в 16 700 рублей. Шацкий ор­ганизует при Калужском

губернском земстве белкинский меж­уездный участок «повышенного

земского хозяйства с рядом меро­приятий и учреждений просветительного

характера». В культур­но-просветительной работе с населением окрестных

деревень при­няли участие сотрудники колонии, старшие воспитанники,

курси­стки-практикантки. В народном доме, выстроенном в Белкине,

колонисты проводили лекции, беседы, выступали с концертами и спектак

лями.

В 1916 и 1917 гг. в деревнях Самсоново и Пяткино были по­строены и

открыты детские сады и школы.

«Революционная эпоха,— писал Шацкий, — застала нас в значительной

степени вышедшими из рамок узкого педагогичес­кого дела». Шацкий

приветствовал февральскую революцию, а вот события октября его

насторожили. Он, как и многие тогда, рас­сматривал большевиков как

разрушителей.

Он боялся за судьбу своего главного детища — колонии «Бо­драя

жизнь». А там логика событий приводила к очень интерес­ным

результатам.

В статье, опубликованной в 1918 г., С.Т. Шацкий писал, что, «постепен

но сживаясь с колонией, дети привыкают считать всё её имущество общим.

Будущее колонии рисуется в виде фермы-ком­муны, живущей на свои

средства самостоятельно и производящей известную культурную работу

среди соседей. Есть и переходная группа подростков, пробующая свои силы

на самостоятельном ве­дении маленького хозяйства, оплачивая работой своей

колонии своё содержание. Эта группа имеет название коммунистов».

Логика развития колонии в коммуну в опыте Шацкого — яв­ление объек

тивное. Этот опыт опережал процессы, происходящие в стране. И было бы

странным, если бы после опубликования в 1918 г. «Декларации о единой

трудовой школе» С.Т. Шацкий вместе с А.А.Фортунатовым не разработали

бы проект Опытной станции и не подали бы его в Наркомпрос. 12 мая проект

был ут­верждён коллегией Наркомпроса в качестве положения об Опыт­ной

станции при Наркомпросе.

О Первой опытной станции по народному образованию при Наркомпросе

В.Н. Шацкая вспоминала о том, что С.Т. Шацкий после этого обратился к

А.В. Луначарскому с просьбой дать ему план-задание. Луначарский

напомнил Шацкому о его статье, где тот назвал нар­кома просвещения

дилетантом и сказал, что коль это так, то Шацкому самому сле­дует

планировать свою работу на Опытно* станции и не морочить ему голову.

Такой свободы действий от новой власти Шацки* даже и не ожидал. Тем

более что ещё сов­сем недавно Шацкий отказался сотрудни­чать с Луначар

ским и вообще с Советской властью. Такое начало сотрудничества, ко­нечно,

вдохновляло. (Заметим в скобках, что и Макаренко, систему которого в 1927

г. «педагогический Олимп» признал «несоветской», приглашение чекистов

воз­главить коммуну им. Дзержинского тоже окрылило.) Поддержка со

стороны «власть предержащих» для таких людей не рос­кошь, а элементарное

условие нормально­го продолжения работы.

Теперь работа Шацкого стала разво­рачиваться на территории свыше 150

квад­ратных километров в 35 деревнях. Кроме Калужского отделения было и

Московское отделение станции. В него вошли: школа; детский дом;

центральный детский сад; по­стоянная педагогическая выставка; информаци

онное бюро...

К осени 1919г. случилось удивитель­ное — из летней колонии «Бодрая

жизнь» дети домой в Москву не вернулись. Но ни­кто из родителей не думал

протестовать. Они были рады, что дети на весь год оста­ются на природе,

вдали от городских под­воротен с их соблазнами. Много позже, став уже

весьма взрослыми и даже пожи­лыми людьми, воспитанники колонии ут­

верждали, что в их колонии было лучше, нежели в Царскосельском лицее. И

одним из аргументов было указание именно на то, что в колонии был

настоящий труд.

Превращение в «закрытое» воспита­тельное учреждение произошло через

Конец стр 140

нач стр 141

14 лет после создания “временного коллектива” щёлковской летней

“колонии”. Интересно, что и А.С.Макаренко, проработав 15 лет в

различных “открытых” учебных заведениях, пришёл, однако, в 1920

г. к созданию “закрытого” учреждения. Что кроется за таким

совпадением?

Усталость от бесконечной изнуряющей борьбы с “вредными

влияниями”, идущими г “улицы” и от “семьи”? Возможно.

Но, думается, в большей степени здесь было желание получить

возможность для более “интенсивного воспитания” детей.

“Проектирование личности”, и не просто личности, а личности

“нового человека”, требовало для воплощения совершен­но иных

условий. А если учесть, что для Шацкого и Макаренко было

важным не только создание “нового человека”, но и “нового

общежития”, новых форм человеческого сообщества, то становится

по­нятным желание создания некоего “фалан­стера”. При этом

Шацкий отмечал, что “за­крытый период” со временем, по мере

становления коллектива, заканчивается и коллектив

“распахивается” навстречу окружающей жизни.

Но уже не для чуждых влияний, а для влияния колонистов на

окружающую жизнь. Для иллюстрации два очень показа­тельных

факта. Воспитанники Шацкого выращивали и продавали продук

тивные сорта огородных культур, а воспитанники Макаренко —

породистых свиней.

В.Н. Шацкая вспоминала: “Своими силами колонисты вместе с

преподавате­лем собрали и установили насос для пода­чи воды в

баню и прачечную, поставили в колонии репродуктор

собственной конст­рукции для радиостудии, сделали целый ряд

аккумуляторных батарей для радиоус­тановок на фабрике, в клубе и

в деревнях, где не было электричества. Позднее был

проведён водопровод в колонии и установ­лен движок на электро

станции. Колониста­ми были созданы ряд приборов для физиче­ского

кабинета, осветительная аппаратура для спектаклей и

многое другое.

В столярной мастерской изготовля­лись спортивные лыжи. Всё,

начиная с выбора подходящих берёз на отведённой делянке, распарива

ния и за­гиба лыж до их полировки, делалось самими ребятами,

которые чрезвычайно гордились результатами своего труда”. Шацкая

отме­чала, что “эти работы... оказали весьма ощутимое влияние на на­

правленность интересов колонистов, а в иных случаях и на

выбор ими специальности”.

Мне довелось на протяжении трёх с половиной десятков лет иметь

счастье постоянно общаться со многими воспитанни­ками Шацкого и

Макаренко. И все они оказались наделены ка­чеством, которое

Макаренко называл “иммунитетом к порче”. Все они оказались

людьми состоявшимися. Не все стали извест­ными художниками,

артистами, учёными, крупными военачаль­никами. Шацкий и Макарен

ко таких целей не ставили, но среди них  много настоящих героев

труда и войны, все, оставшиеся в живых после  Победы в Великой Отечественной

войне, смогли построить семью и  воспитать детей.

Они до самой смерти (даже страдая в старости тяжёлыми бо­лезнями)

регулярно собирались вместе.

Они называли себя “сол­нечными людьми”. Они чтили память своих

педагогов. Редко кому из родителей удавалось добиться такой сыновней

любви и преданности.

“Было ли в этой жизни что-либо сильное, особенно влиявшее на детей?”

Ставил вопрос С.Т. Шацкий и отвечал: “Да, было, и это был труд. Труд

вносил смысл и порядок в детскую жизнь”.

Часто ли разговоры о роли труда в воспитании детей углуб­ляются до

понимания специфики этого  труда, которая в опыте С.Т. Шацкого и А.С.

Макаренко была опреде

ляющей, как сказа­ли бы учёные, системообразующей?

Специфика этого труда была в том, что труд был не только

“самообслуживающим”, но и производительным. То, что было ъ

подсобное хозяйство, позволяющее подкармливать воспитанни­

ков, — это, конечно, тоже важно. Разве не имело значения, что у

Шацкого дети сами сеяли рожь и пшеницу и каждое утро дежур­ные

пекари (дети) пекли свой свежий белый и чёрный хлеб? Разве не

имело значения, что пили “своё молоко”, что мальчишки умели доить

коров не хуже, чем девочки?

Впрочем, и на швейных ма­шинках мальчишки работали тоже неплохо.

И всё-таки, видимо, не это главное. А что же тогда?

Обратимся к самим Шацким.

В 1922 г. они писали, что с 1905 г. “смотрели на свою рабо­ту... как на

попытку выяснить некоторые закономерности в раз­витии детского

общества ... была поставлена задача установить влияние организаци

физического труда на жизнь детского кол­лектива”.

И вот к каким интересным выводам они пришли через 17 лет: “между

основными сторонами детской жизни — физическим тру-

Конец стр 141

дом, игрой, искусством, умственным и социальным развитием

сушествует определённая связь... виды и формы детского

труда и его организация, претерпевая в своём развитии ряд

нормальных изменений, — всё к большему разнообразию в

формах и большей стройности в организации, — влекут за

собой соответственные изменения в социальной,

эстетической и умственной жизни детей”.

А что имелось в виду под “нормальными изменениями

видов форм детского труда”? То, что “первобытные формы

труда сменяются кустарными и затем технически высокими”.

Вот эта динамика имеет принципиальное значение. Именно

благодаря этой эволюции форм труда “первичные детские

организации слу­чайного типа, быстро создающиеся и

распадающиеся, приоб­ретают всё более длительные формы

и обусловливают в даль­нейшем параллельный рост социаль

ных навыков. Грубые формы детского искусства сменяются

более совершенными, вызывая к жизни творческие силы

детей.

Развитие художест­венных запросов детей отражается на

возникновении новых, интересных для них видов труда: дети

строят планы и напол­няются радостной тревогой

осуществления. В конце концов, выявляется идейная

сторона детского общества, которая даст сильный толчок

умственным, самостоятельным запросам”.

Шацкие пишут о переходе детского коллектива-хозяйства

к технически высоким “формам труда”, но промышленного

произ­водства в судьбе колонии “Бодрая жизнь” не было. Не

все знают, чем объясняется, что С.Т. Шацкий “остановился”

на сельскохо­зяйственном труде. Он пытался создать на базе

своей колонии кирпичный завод, но ему этого не позволили.

Помощи от покровителей-образованцев ему не хватило. Вот

почему, перейдя из “Бод­рой жизни” на работу директором

консерватории, он писал, что его “с кровью, с мясом оторвали

от любимого дела”.

А.С. Макаренко повезло больше. После того как его сис

тему воспитания в колонии Горького (в 1928 г.) деятели обра

зования, называемые им “педагогическим Олимпом”, призна

ли “несовет­ской” и уже казалось, что “песенка его спета”,

Макаренко удалось найти поддержку. У “чекистов”, которые

сочли возможным в со­зданной ими коммуне им. Дзержинско

го появление таких “форм труда”, как два самых настоящих

завода (по изготовлению фото­аппаратуры и по производству

электроинструмента). Благодаря этому опыт Макаренко ока

зался продолжительнее. Не в смысле хронологии, а в смысле

“зоны развития” производительных сил и производственных

отношений.

Современным учителям трудно понять, как Шацкому уда

ва­лось вызывать у детей огромную тягу к учебной деятельно

сти без выставления оценок. Тяга к знаниям воспитанников

Макаренко тоже многих поражала. Известно, что для воспи

танников Шацко­го и Макаренко не составляло труда посту

пать учиться в те инсти­туты, куда их влекло.

Благодаря чему возможны были такие замечательные

“мета­морфозы” бывших беспризорников и их коллектива?

Благодаря педагогическому мастерству? Знанию детской пси

хологии? Самоотверженности коллектива воспитателей? Ра

зумеется, не без этого, но достаточно ли всего этого?

Можно ли было бы Шацкому и Мака­ренко достичь таких

результатов без реа­лизации того, что сказано в вышеприведён

ной формуле Шацких?

Сам Макаренко в конце жизни так говорит о своей удаче:

“Если охарактери­зовать мою удачу, то она была очень боль­

шой”. И далее некоторые её штрихи: “По­следние годы жизни

коммуна... жила на полном хозрасчёте”. Коллектив “полно­стью

окупал расходы не только по школе, на жалованье учителям,

на содержание кабинетов и прочие, но и все расходы на со­

держание ребят. Кроме того, коммуна да­вала несколько мил

лионов рублей чистой прибыли государству. Это удача огром

ная, потому что хозрасчёт — замечательный педагог”. Мака

ренко не скрывал, что на заработанные коммунарами деньги

покупа­лись автомобили для коммуны. На “дет­ские деньги” (в

фонд “Совета командиров” отчислялось по 10% от заработков

комму­наров) покупались добротные костюмы всем коммуна

рам, покупалось “приданое” коммунарам-молодожёнам, вы

плачивались безвозмездные стипендии выпускникам

коммуны, поступившим в институты. Оп­лачивались массовые

ежегодные путешествия коммунаров по стране...

Думается, что организаторам, а глав­ное, участникам кон

курсов по организации детского производительного труда все

эти факты интересны.

“Русская трудовая школа должна со­вершенно перестроить

ся, так как в настоя­щее время она по идее буржуазна. Основа­

нием русской школы должна сделаться не труд-работа, а труд-

забота. Только органи­зация школы как хозяйства сделает её

социалистической”, — писал А.С. Макаренко.

Он напрасно, наверное, сказал, что только школа-

хозяйство сделает её социа­листической. Дело не в

“социализме”. На верное, надо было бы сказать иначе: толь­ко

школа-хозяйство сделает школу нор­мальной школой. Школа-

хозяйство, в которой не обучение “соединяют” с тру-

142

нач 143

дом (и труд обязательно развивающийся) является стимулом и

условием обучения, нужна не для того, чтобы “распахивать окно в

коммунизм” (А.М. Горький), а для того, чтобы “открыть дверь”

ученикам в трудовую жизнь.

Выпускник школы должен быть, прежде всего, готов к роли

труженика. И даже если  выпускнику школы  доведётся трудиться в

сфере обслуживания или “в сфере умственного труда”, “трудовая

биография”, подобная тем, что имели воспитанники Шацкого и

Макаренко, весьма пригодится.

Ещё в 1918 г. С.Т. Шацкий предостерегал1: “Отнимая физиче

ский труд от ребёнка, мы лишаем его могучего жизненного

приспособления”.

Спустя много лет Макаренко продолжил: “это не просто дорога

к средствам существования, это ещё и этика, это философия нового

мира. Как мы можем воспитать о будущего гражданина, если с

малых не дадим ему возможность пережить ,г этой трудовой

заботы”.

Таким образом, это не просто “трудовые навыки” и даже не

“трудолюбие” как качество личности.

Это нечто большее, жизненная практика. Это опыт труда-

заботы, самореализации в производственном и социальном

творчестве.

В обществе отчуждённого и отчужда­ющего труда это очень

важный и дефицитный компонент образованности человека.

“Для взрослых, — писал С.Т. Шацкий в 1918 г., — в особенно

сти для так называемых образованных людей, физический труд

утратил свою ценность, и остались две оценки его — или как

низшей мы работы человека для людей образованных, или как

проклятие жизни для оз­лобленных масс трудового народа”. Такое

отношение было сто лет назад. А теперь, разве оно изменилось?

Шацкому и Макаренко всё это было понятно в начале прошло

го века. Это было понятно всем их выросшим воспитанникам.

Похоже, что это уже понятно некоторым участникам прошедшей

Международной Макаренковской конференции. А как насчёт

остальных?

КТО АВТОР СОЧЕТАНИЯ СЛОВ «ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ ПОЭМА»

Трудно сказать, кому пришло в голову первому назвать книгу о

жизни в детской колонии педагогической поэмой

Я всю жизнь думал, что приоритет этой идеи за А.С. Макаренко.

Сомнения возник­ли, когда прочитал предисловие С.Т. Шацкого к книге Л. Сосниной

“История одной школьной общины” (М.: Кооперативное изд-во

“Посредник”, 1927). В книге описывалась жизнь Пушкинской дет­

ской колонии “с сельскохозяйственным уклоном”. Оценивая книгу.

Шацкий писал: “Скорее это поэтическое произведение — своего

рода педагогическая поэма”. Он отмечает искренний интерес к де­

тям, любовь к ним, которыми сквозит каждая строка педагогичес­кой

поэмы. И очень прозорливо прогнозирует: “Можно лишь боять­ся,

что за поэтической формой читатель пройдёт мимо того ценного,

что имеется в этой незаурядной работе”. Пушкинскую колонию

“преобразовали” в 1924 г., а автор книги была репрессирована. Ко­

лонию им. Горького “преобразовали” четыре года спустя, а педаго­

гическую систему её автора признали “несоветской”.

Полагаю, что Макаренко ничего не знал о предисловии Шац­

кого к книге о Пушкинской колонии.

Видимо, педагогическая по­эма — это не такое уж уникальное для

тех лет состояние души “подвижников соцвоса”, занимавшихся

организацией детских тру­довых колоний.

ПИСАТЬ О ШКОЛЕ?
ТЕМА ШКОЛЫ В ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ЖИЗНИ

По поручению Н.К. Крупской С.Т. Шацкий в 1929 г. подгото

вил но­вые программы для школ.

Времени было выделено крайне мало — всего месяц. Крупская

работу одобрила. Но программы были кем-то отданы на рецензию

бригаде рабочих завода им. Лепсе. Рабочие камня на камне не

оставили от программ, обвинив Шацкого в пол­ном непонимании

задач “смычки города и деревни”, “руководящей роли рабочего

класса, который даёт крестьянам орудия производ­ства”

В программах, по мнению этих экспертов, была “плохо отра­жена

политика партии в деревне, недостаточно внимания уделено

вовлечению в колхоз крестьян”.

Их назвали “чудовищными” за то, что они не отвечали задачам

переходного времени.

Стоит ли удивляться, что Макаренко через десять лет после

этого вообще избегал говорить, а тем более писать о школе. Когда

ему оставалось до ухода из жизни меньше месяца, он, выступая

перед студентами, сказал: “Моя литературная работа — только

форма пе­дагогической работы”.

Он мечтал написать книгу “на

такую тему: как нужно воспитывать человека, чтобы он, хочешь —

не хочешь, был счастливым человеком...

А о школе я не будуписать... в наших шко­лах организации
детского опыта, жизненногоопыта, коммунистичес­кого опыта
не уделяется достаточно внимания.

Я написал книжку, и мне возражают: “Это сказка, это мечта”.

А яутверждаю, что это... та действительность, которая должна быть на

каждом шагу”.

 

Конец стр. 143 и статьи

 

 

< Предыдущая		Следующая >