Термин "коммунарское движение" появился в прессе примерно в 1963 году, когда в стране появились сотни секций клуба Юных коммунаров (клуба ЮК, КЮКа).
"Инкубационный период" этого движения начался значительно раньше - в середине 50-х годов.
По инициативе ленинградского философа и педагога-исследователя И. П. Иванова (ставшего позже профессором ЛГПИ им. А. И. Герцена и даже действительным членом АПН СССР) в 1956 г. в Ленинграде
было создано небольшое молодежное инициативное субкультурное объединение педагогов "Союз энтузиастов" (СЭН).
Первоначально это был кружок преимущественно пионерских вожатых (Л. Г. Борисова и другие), которые были крайне не удовлетворены современной им отечественной педагогикой, господствовавшей в пионерской организации системой воспитательной работы. "Сэновцы" разыскивали где могли материалы о предшественниках,
серьезно изучали опыт С.Т.Шацкого, А.С. Макаренко, опыт скаутов, пионерского движения 20-х годов, идеи А.П.Гайдара и тимуровского движения, знакомились с харцерским движением в Польше.

Изучение предшественников позволило сформулировать ряд альтернативных идей, принципов, вычленить ряд приемов и методов, которые постепенно (в процессе многолетней творческой опытно-экспериментальной и теоретической работы)
превратились в стройную, цельную концепцию, в то,
что позже стали называть "коммунарской методикой", "теорией и методикой коллективного творческого воспитания".

"Инкубационный период" или период локальных экспериментов,
(во время которого шло опробование отдельных идей,
приемов, методов на базе разных школ и их пионерских организаций) продолжался до марта 1959 г.

То есть до того времени, когда "сэновцы" создали
при Доме пионеров Фрунзенского района Ленинграда
сводную районную пионерскую дружину, названную
"Коммуной юных фрунзенцев" (КЮФ).

Для обозначения нового типа внешкольного воспитательного
коллектива был взят термин "коммуна" (из-за которого
с самого начали и до сих пор участники движения
подвергались разного рода подозрениям, нападкам
и даже, порой, преследованиям).

Термин "коммуна" для самих "сэновцев" представлялся
целесообразным, так как, по их мнению, должен был
указывать на идейно-методическую приверженность
опыту макаренковской коммуны.
Противники же "коммуны" пытались увидеть в ней то трудовые коммуны 20-30 годов, то китайские коммуны, то следование идеям абстрактного коммунизма.
Есть основания полагать, что на самом деле "сэновцам" был ближе даже не опыт А. С. Макаренко, а опыт С.Т. Шацкого (который в последующем, более чем 30-летнем опыте коммунарского движения,
был воплощен более полно, нежели опыт А. С. Макаренко), но называть свою организацию клубом или колонией "сэновцы" не стали, т.к. эти термины в те годы ассоциировались совсем с другими явлениями.

Добровольность участия, коллективное планирование, коллективное исполнение и коллективная оценка сделанного, чередование творческих поручений (ЧТП), ротация выборных руководителей (институт "дежкомов", т. е. дежурных командиров), институт временных "советов дела" при высшей власти общего сбора, "откровенные разговоры" (когда каждый говорит откровенно о каждом, в том числе и о взрослых "старших друзьях"), "сетка традиций", включающая многодневные сборы и летние палаточные лагеря труда и отдыха - эти и другие компоненты методики позволили возродить многое из того, что было свойственно стилю и образу жизни клубов С.Т.Шацкого, скаутских и пионерских отрядов И.Н.Жукова, тимуровских команд.
Все это (на фоне царившего в пионерской организации страны
формализма и авторитаризма) делало КЮФ чрезвычайно
привлекательной не только для детей, но и для взрослых.

Тех, кто оказывался рядом с "кюфовцами" во время их коллективных творческих дел (КТД), удивляла, поражала, а зачастую и захватывала непривычная атмосфера всеобщего эмоционального подъема,
дружеского общения, взаимопомощи, энтузиазма, стремления сделать
"всякое дело творчески" (всего того, что стало называться
коммунарский дух).

Наверное, именно такую атмосферу в коллективе
А.С. Макаренко называл словом "мажор".

Некоторые воспитанники КЮФа и его объединений-последователей считают, что в "коммунарстве" главное не идеи и даже не дела,
а именно дух, атмосфера, свойственная для коммунарского общения.

Так считают не все участники движения, но очень многие,
и для этого есть основания.

Некоторых, особенно взрослых, привлекали в большей степени именно идеи. Но те, кто утверждает, что коммунарское движение привлекало в большей мере людей "чувственного" типа (эмоционального), нежели "умственного" типа (по типологии предложенной физиологом И. П. Павловым) в общем, видимо, правы.

В КЮФ вступали сугубо добровольно (те, кому что-то в ней
не нравилось "проходили мимо") и только те, кто сразу
признавал "правила игры" - цели, ценности, обычаи, традиции,
стиль и образ жизни.

Это давало основание И.П.Иванову утверждать, что КЮФ
с первых же дней становилась коллективом "третьей стадии
развития" (по шкале А. С. Макаренко, когда "требования"
предъявляют не только руководитель и "актив", но и каждый член коллектива).

С самого начала КЮФ стала самодеятельным инициативным самоуправляемым субкультурным объединением детей и их "старших друзей".

По существу - объединением неформальным, хотя и считавшимся официально "районной школой пионерского актива".

Такая форма, полагавшаяся для Домов пионеров, стала экологической нишей КЮФа.

Но по сути своей КЮФ стала антиподом школ пионерского актива,
которые натаскивали "выборный" пионерский актив обычными для общеобразовательных школ методами "учебной практики".
КЮФ прежде всего обеспечивала условия "жизненной практики"
, условия для самореализации.

Недаром кюфовцы любили подчеркнуть, что "в коммуне
никто никогда не учит, в коммуне живут".

* * *

Объективно в КЮФе происходило и воспитание и обучение,
но это осуществлялось в соответствии с принципом "скрытой педагогической позиции" и делалось не средствами открытого воспитательного воздействия, а косвенно, через организацию "воспитывающих ситуаций", через воспитывающую коллективную творческую деятельность.

Некоторые из идеологов и пропагандистов коммунарской методики вообще утверждали, что ребенок воспитывается лишь в процессе преобразования окружающей действительности, а коммунарскую методику называли "педагогикой жизни".

Члены КЮФ (дети и взрослые) чувствовали себя свободными хозяевами своей организации. Но объективно у этой свободы были некоторые ограничения.

Во-первых, имея статус школы пионерского актива района, КЮФ рано или поздно должна была ответить, как она выполняет свою функцию (то есть, кого коммуна обучила, и что это дало школам).

Ситуация постепенно заострялась, так как в КЮФ большинство ребят вовсе не были выборным школьным активом (и не собирались в своих школах функционировать в качестве актива).

Среди "старших друзей" тоже было много "добровольцев", которые с большим удовольствием приходили в КЮФ общаться с детьми, но не собирались "работать на школы" (к которым, как правило, имели очень неприязненное отношение). С точки зрения административно-командной системы КЮФ вместо обучения пионерского актива школ, "отобрала его из школ и стала работать на себя".

Во-вторых, объективным ограничением полной свободы КЮФ был и ее руководитель И.П.Иванов и руководимый им "СЭН", для которых КЮФ была не самоцелью, а средством (лабораторией) решения теоретических, методических и практических проблем (например, формирования юных общественников и организаторов).

Осознание коллективом себя, с одной стороны, как свободного и самоценного субъекта своей жизнедеятельности, а с другой ощущение (все усиливающееся), что он на самом деле функциональный орган (школа пионерского актива) и "инструмент" научного поиска (экспериментальная лаборатория) было, конечно же, объективным противоречием.

Оно стало приводить к конфликтам, прежде всего, среди "старших друзей" (педагогов-"сэновцев" и остальных "старших друзей"). И.П.Ивановым была предложена программа создания в школах "спутников коммуны" (как своеобразных ее филиалов), которые позволили бы и формально и по существу "оправдать" КЮФ в качестве школы пионерского актива.

Возможно, если бы административно-командная система не подстегивала, если бы И.П.Иванов и его коллеги не боялись ликвидации КЮФ администрацией, если бы процесс вызревания КЮФ (по направлению к созданию "спутников" в школах) не форсировался, а развивался эволюционно, то удалось бы избежать многих драматических ситуаций.

Во всяком случае, самому И.П.Иванову не пришлось бы покинуть КЮФ.

А так Л.Г.Борисовой и И.П.Иванову пришлось уйти.

Но КЮФ не избежала перехода к этапу создания в школах "спутников".

Это было неизбежной и естественной перспективой развития.

С момента создания первых "спутников" стало возможным
говорить о возникновении коммунарского движения.

Пока, правда, - в рамках Фрунзенского района Ленинграда.

Забегая вперед, можно сказать, что постепенно "спутники" были
созданы в большей части школ Фрунзенского района, после чего, кстати, многие перестали участвовать в жизни КЮФ, т. к. считали, что "научились всему, что она давала и могла дать".

Считается, что КЮФ перестала существовать, выполнив за 12 лет свою роль районной школы пионерского актива.

Позже Ф.Я.Шапиро и ее сподвижники по КЮФ в течение нескольких лет пытались "завоевать" одну из школ (заявив: "А.С.Макаренко остановился перед порогом школы, а мы его переступили"), но школа тех лет не могла не отторгнуть коммунарскую методику.

* * *

С.Л.Соловечик - корреспондент "Комсомольской правды"

После ряда публикаций 1959-1962 гг. ЦК ВЛКСМ заинтересовался опытом КЮФ.

Это было время "оттепели" и комсомол пытался "оживить" пионерию.

Летом 1962 г. "Комсомольская правда" и ЦК ВЛКСМ в лагере ЦК ВЛКСМ "Орленок" (на берегу Черного моря в районе Туапсе) собрали 50 старшеклассников из различных городов.

(Считается, что инициаторами были сотрудник "КП" С.Л.Соловейчик и секретарь ЦК ВЛКСМ Л.К.Балясная).

В этот отряд пригласили вожатыми трех "старших друзей" из КЮФ и несколько ребят-"кюфовцев". За 40 дней "коммунарам" удалось обратить в свою веру ("окоммунарить") весь отряд.

Так появился полуофициальный "Всесоюзный клуб юных коммунаров", институциированный как бы при "Комсомольской правде".

Ребята разъехались по своим городам и там многим из этих "апостолов" удалось создать подобные подростковые сообщества, которые стали называть себя "секциями" клуба юных коммунаров. Секции проводили "коллективные творческие дела", - воспроизводили стиль и образ жизни КЮФ (в той мере, в какой они могли их освоить за 40 дней в "Орленке").

Летом 1963 г. в "Орленке" были собраны уже 500 старшеклассников и среди них 50 коммунаров. И на этот раз эксперимент удался. Теперь уже 500 юных "апостолов" "коммунарской веры" разъехались по стране и у Клуба ЮК появились сотни секций в разных ее концах.

Вот с этого-то времени и появился в прессе термин "коммунарское движение".

В осенние, зимние, весенние и летние каникулы в разных городах стали проводиться (иногда даже одновременно в нескольких городах сразу) Всесоюзные коммунарские сборы, на которые собиралось одновременно по 100, 200, 300 человек из 10-20 секций клуба ЮК разных городов страны,

С осени 1963 г. в "Комсомольской правде" стала выходить тематическая страница для старшеклассников "Алый парус", которая была задумана как печатный орган коммунарского движения.

(И первое время была таковым). Аналогичные страницы появились в газетах других городов (Петрозаводске, Перми, Новороссийске, Щелково и других).

Секции клуба ЮК стали создаваться при редакциях молодежных газет, в школах, при домах культуры, при дворцах пионеров. Некоторые из секций официально числились как городские штабы комсомольцев-старшеклассников. В Архангельске секцией клуба ЮК стал городской штаб пионеров и старшеклассников (АГШШ).

Руководящие комсомольские функционеры все больше и больше склонялись к тому, чтобы рассматривать клуб ЮК как форму работы школьного комсомола, как "школу комсомольского актива".

Стали предприниматься попытки объявить весь "школьный комсомол" коммунарами.

Лидеры движения стали сопротивляться попыткам комсомола подчинить его и формализовать.

Руководители отдела учащейся молодежи ЦК ВЛКСМ настаивали на унифицикации форм жизнедеятельности коммунарских объединений (по образцу КЮФ или Клуба ЮК Горловки, опыт которых ЦК ВЛКСМ "одобрил").

Большинство лидеров движения на унификацию не соглашались (это было на совещании в ЦК ВЛКСМ в декабре 1965 г.) и им было объявлено, что в таком случае дальнейшая судьба коммунарских объединений будет зависеть от их взаимоотношений с комсомольскими органами "на местах".

Официально коммунарское движение не запрещалось, но с тех пор во многих городах отношение к секциям клуба ЮК стало крайне неблагоприятным.

Кое-где (за попытки организовать коммунарское объединение, провести коммунарский сбор) исключали из институтов, из комсомола, отстраняли от работы пионервожатых.

В этих условиях многие секции прекратили существование, некоторые поменяли название. Были случаи и самороспуска.

Оттепель заканчивалась, и к концу 60-х желания быть "гвардией комсомола" в среде юных коммунаров оставалось все меньше.

Для некоторых объединений это оказалось чем-то вроде кризиса жанра. Старые цели и ценности, "КТД" уже не вдохновляли. Петь: "Мы все уверены за радостный успех" - стало все труднее. В коммунарском движении ощущался глубокий кризис.

* * *

Из коммунарских объединений - "шестидесятников" в последующее десятилетие сохранились лишь те, кто нашел достаточно надежную "экологическую нишу" и имел чрезвычайно стойких (и в то же время дипломатичных) лидеров. Например, созданная в 1963 г. при ЛГПИ И.П.Ивановым (теперь уже студенческая) "Коммуна им. А.С.Макаренко" (КиМ), официально считавшаяся чем-то вроде студенческого научного общества при педфаке института. Сохранился и созданный в 1964 г. в Мотовилихинском районе Перми клуб ЮК, вынужденный сменить в качестве экологической ниши РК ВЛКСМ, детскую комнату милиции, детский дом культуры и обосноваться, в конце концов, в дворовом клубе при конторе жилищного хозяйства.

Важным событием не только для коммунарского движения, но для всего общественно-педагогического движения оказался январский сбор 1968 г. клуба ЮК Свердловска "Алый парус", на котором с участием делегаций из Москвы и Перми была проведена своего рода научно-практическая конференция по проблемам коммунарского движения.

Опыт движения подвергался своеобразной переоценке с позиций необходимости преодоления отчуждения (в докладе, который делал аспирант из Москвы В.С.Лененко) и с позиций концепции А.В.Луначарского о воспитании всесторонне развитой личности. Участники сбора пришли к выводу, что опыт коммунарского движения (в его наиболее ярких проявлениях) способствует профилактике отчуждения и разностороннему воспитанию.

Однако, для большей эффективности освоения культуры было признано целесообразным внести в ставшую традиционной коммунарскую методику ряд изменений.

В итоговом документе сбора - программе "Вернер" предлагалось создавать, кроме временных "Советов дела" постоянные "штабы по направлениям освоения культуры" (что-то вроде кафедр).

Предлагалась и ступенчатая (на несколько лет) программа подготовки из старшеклассников организаторов освоения культуры.

Это должны были быть своего рода командиры, подобные гайдаровскому Тимуру, ребячьи вожаки, которые в сфере досуга организуют детские объединения и через них создают условия для "жизненной практики", для "коллективного освоения культуры", для самовоспитания детворы неравнодушной, разносторонне развитой, стремящейся к улучшению окружающей жизни и обладающей для этого необходимым опытом и уровнем культуры.

Можно сказать, что происходил процесс педагогизации.

Если первое десятилетие коммунарского движения ознаменовалось резким противопоставлением "жизненной практики" "учебной практике", воспитания опосредованного воспитанию открытому, то его новое десятилетие предполагалось, прогнозировалось и проектировалось как сочетание "жизненной практики" с "практикой учебной", сочетание педагогики "скрытых педагогических воздействий" с педагогикой "открытой педагогической позиции"...